Запрет на безумие

— Не открывается…. – взглянул на Ролана.

Ролан смотрел перед собой: на темную улицу, на редких прохожих, и сжимал колесо руля. Крепко сжимал, очень крепко, что белели костяшки пальцев.

— Ролан…

— Ты лжешь мне, Брина? – Обернулся к ней.

В груди застучало, в висках застучало, даже на шее обнаружилась жилка.

— Что… нет…

— Ты уверена? – спрашивал Ролан и как-то странно на нее смотрел, будто насмехаясь. – Ты точно придешь? Завтра? Ты постоянно меня кидаешь.

Брина с облегчением выдохнула. Пораженная, усмехнулась. До того как будто не дышала вовсе.

— Нет, я не кину. – Улыбнулась. – Я приду.

Ролан наклонился к ней.

— Не лги мне, Брина. Я не люблю обмана, не люблю подобные игры. Лучше скажи так, как есть.

— Я не лгу тебе, Ролан. Я приду. – Коснувшись пальцами сурового лица, она поцеловала Ролана в губы. – А теперь выпусти меня.

Он задержался на Брине взглядом. Всматривался, но умиротворения в глазах Брина не видела. Нехотя, Ролан отодвинулся, тогда же раздался щелчок.

В смятении Брина вышла и, не оглядываясь, прошла к гостинице. Обернулась только тогда, когда оказалась у стеклянных дверей.

Опираясь о дверцу, скрытый машиной, Ролан наблюдал за ней.

Брина рассеянно улыбнулась и вспомнила номер таксиста.

***

Темнота поглотила дом. Пытаясь сориентироваться в пространстве, от внезапно нахлынувшей неуверенности, в первые мгновения Брина даже на пороге застыла.

Обычно в холле оставалась горящим торшер, который освещая помещение тусклым светом, стоял у дальней стены. Но сегодня почему-то не горел. Единственным, что помогало Брине не ползти к лестнице, а идти, сохраняя подобие чести и достоинства, было лунное свеченье, которое проникая в большие окна, белесым озером ложилось на шахматный, мраморный пол.

— Я думал, ты не вернешься.

Брина едва не закричала. Так и замерла посередине холла с беззвучным возгласом на горящих пламенем, покусанных губах.

Но почему он вечно ее пугает!

Тихий голос, ледяной, ощутимо колючий, доносился из недр дома, что в данном случае было равнозначно гостиной за лестницей.

Брина постаралась успокоиться: Лисандр точно хотел ее смерти. Для того и вернул ее домой — чтобы запугать до остановки сердца.

Беря под контроль волнение, Брина задрала голову и зашагала в мрачную гостиную.

— Ты здесь? – спросила Брина, когда пересекла границы мавзолея и увидела брата-садиста: расположившись в удобненьком кресле, он смотрел в окно.

— Я здесь.

— Почему ты сидишь в темноте? – Брина мельком оглядела комнату: ни единый угол не подсвечен.

— Не знаю. – Говорил он бесстрастно, позволяя наслаждаться своим гордым профилем. – Может потому, что здесь так же темно, как в моей душе?

Лисандр цитировал ее же. Он шутит? Нет? Да? Тогда почему же Брина не слышит улыбку на его устах?

— Где ты была?

— Решила прогуляться, – ответила быстро. – Не могла больше сидеть дома. Мне следовало выйти на воздух. – «Да, даже дружок твой, Азарий, советовал сделать именно это».

— Значит, тебе стало лучше? – Заиграли первые нотки заинтересованности в голосе. Нехорошие нотки, обеспокоившие Брину больше.

— Да, мне стало лучше.

— Значит, ты готова обсудить свою проблему? Поговорить о депрессии своей? О загадочном ухажере?

Ну конечно. С ним Брина вряд ли будет обсуждать своего ухажера. Хоть когда-нибудь.

— Нет, Лисандр, не готова. И вряд ли буду. – Какой-то странный происходит диалог. – Прости, уже поздно, я хочу спать. – Она поежилась, в комнате было прохладно.

— Конечно, – согласился Лисандр, по-прежнему к ней не оборачиваясь. – Уже поздно, отдохни.

Брина с облегчением выдохнула — надо же, а она даже дыхание затаила. Брина зашагала к себе.

— Завтра сложный день. – Тихое, рассеянное бормотание достигло Брину в холле.