Страница 17 из 88
Многие в ответ перечисляли банальные вещи, материальные и далёкие, и сокровенные желания. Так выделилось девяносто процентов эгоистов, откровенных потребителей, не задумывающихся о причинах своих желаний. Потом пошли люди желавшие счастья и здоровья другим. Близким или просто людям. Желали, что бы не было войн и мир во всём мире. Последние, подавленные одиночеством, такие как он. Как она. Молчали. Мы боялись довериться и не открывались. Мир нас так создал, что мы боимся довериться. Молчание могло выражаться насмешкой или злым закрыванием. И всё, что не ответ на вопрос – это молчание. Это та самая проблема.
Тогда Клевер попробовал первым открываться, говоря, что его тяготит. Говорил он, что не хотел, что бы кто-нибудь чувствовал то же самое, поэтому и интересовался людьми. Окружающие ему, конечно, не доверяли. Не подпускали к себе и на двадцать минут такого «ангела». Они не могли поверить, что он желает заниматься чужими проблемами, пока не решил свои, что помогает кому-то без личной выгоды. Тогда Клевер отвечал, что грызущие всех нас мысли никогда не пропадут, и может он и чувствует всё это куда сильнее, чем они, но, так как его никто не избавляет, он хочет сам кому-нибудь помочь.
Всё же некоторые отчаивались на его помощь, думая, что хуже уже некуда. И, если они слушали, если не перебивали и думали своей головой, вступая в диалог, а не слепо веря любому слову, то всегда находили выход. Бывали разговоры долги, а муторные разбирательства многих отстраняли от продолжения. Эти люди сами не понимали, где они ошибаются, отстаивая своё положение, но срывались, не желая больше в себе копаться и прекращали с ним общение. Значит, не настолько им и нужно было избавляться от своих проблем, раз они не хотят понимать, побуждающие неприязнь, причины.
Остальные, все те, кто, до разговора с Клевером, думал, что их положение тупиковое, раскладывая причинно-следственным путём свои ситуации, преображались после общения. Прежде потерянные люди исправились и успокоились, возможно, даже удивлением от того, что им кто-то помогает, что их кто-то избавляет от всего. Они не готовы были к исправлениям до разговора, а потом успокаивались в сравнении, что они уже погасили волнующееся море внутри себя, а он – нет. Должно быть ему куда хуже, чем им. От таких мыслей людям становилось легче, однако появлялась новая для них задача: им тоже хотелось помочь Клеверу. Они хотели продолжить справедливость, а, вернее, избавиться от несправедливости. Ведь несправедливо, что он помогает просто так. Ему тоже кто-то должен был помочь. (Если разобраться, то он и творил ту несправедливость) И они старались, недолго.
Человеку теперь было важно почувствовать себя именно выполнившим долг. Чтобы не грызла совесть внутри, а не искренне помочь человеку. Если бы хотели они искренне, то сделали бы это раньше, а не в сравнении. Так что Клевер, предполагая настоящие мотивы, и тут им помогал. Он разыгрывал небольшую сцену и, путём наводящих ответов, заставлял человека сообразить для него самого же «верное» решение. Потом обманом с ними соглашался и как будто успокаивался. Собеседнику становилось вдвойне легче, и он отставал.
Марго не могла себе представить, как именно Клевер помогает людям. Она не воображала примеров, просто знала, что помогает. Как будто видела где-то издалека своего персонажа и его нового случайного знакомого. Они сидели и говорили. Долго, увлечённо. Говорили про желания и предполагали, откуда те могли возникнуть. Разбирали причины, будущие планы, цели. Очередной знакомый постоянно расставлял руки в стороны и смотрел вдаль. Её же персонаж не сводил глаз с объекта и кивал в спокойном темпе. Иногда кто-то вскакивал и расхаживал. Хватался за голову, кричал, но потом успокаивался. Почти всегда разговоры с ним заканчивались объятиями. Крепкими, тёплыми, непривычными современному человеку объятиями.
Он помогал всем, кому нужна была эта помощь, всем, кроме самой Маргариты. С этого доброго и приятного мира взаимопомощи девочку начало тошнить. Хоть и было всё оправданно и последовательно разобрано, но привыкшее нутро её не верило. Чем больше она писала, тем дальше отгораживалась от окружающего мира.
У неё появилось ощущение, что она выплакивается в этот блокнот. Что на самом деле Клевера не существует, и делает она свои записи не для поддержания его жизни, а для успокоения своей. Каждый раз, как что-то её грызло, она изливала это на бумагу и сразу успокаивалась. Это он мог решить любую возникшую проблему, с ним можно было поговорить, а она, по сути, никто. Для неё его жизнь – это носовой платок. Она вытирает слюни и сопли этими листками. Листками его жизни. Клевер остаётся весь облитый этим смрадом, а она успокоенная засыпает.
Но она его и создавала, зная, что он вытерпит, что не она вытирается, а он вытирает её слёзы. Клевер прямо так и прижимал её к себе, шепча на ухо, что всё будет хорошо. Вся когнитивность Марго в те моменты подавлялась. Не нужно было рационального объяснения и фактического подтверждения спокойствия, оно просто было и всё.