Страница 12 из 88
Всех таких людей задавливают рамки, в которых они родились и воспитывались. Они не могут выбраться за границы, потому что не знают как. Их учили только существованию в этих условиях, так что они и представить себе не могут, что жизнь возможна не по установленным правилам. Что где-то далеко, в диких лесах, возможно завести разумно развивающееся общество без гнева, зависти, страха и денег.
Оказаться так далеко у девочки не было возможностей. Пока она не представляла, как можно не ходить в школу, или не ночевать дома, или жить совсем одной в лесу, но постоянно об этом думала, находя всё больше подтверждающих факторов. Мы вышли из природы, всё здесь для нас. Конечно, дико звучит для девочки – подростка, но это так. Ведь ей на самом деле не нужен дезодорант, которым она по несколько раз на дню пользуется из-за постоянного движения. Отвечать ей не на чьи звонки, да если б и был кто, то телефон ей тем более не нужен. Значит, и не нужно электричество. Земля и уголь – естественные фильтры. Воду можно запросто вскипятить на, тут же разведённом, костре в любом целлофановом пакете. Температура плавления целлофана стала известна в восьмом классе на химии, и она в два раза выше кипения воды. Кругом полно ягод, а проток спускается прямиком к речке. Там можно нарвать крапивы, скрутить пряжу, сплести сеть и поймать рыбу. Тогда бы она всегда была бы занята выживаемостью, и не было бы времени на всё, что любит подниматься из самых недр сознания. Марго будет ещё долго жалеть, что тогда не осмелилась на такое.
Река была ниже, а девочка шла в другую сторону – наверх. Хоть на выходе из леса и доносился шум дороги, но и вид оттуда открывался редкостный. Лес исчезал вместе с почвой, и открывались огромные жёлто-зелёные поля, лежащие где-то там, внизу, вдалеке. Земля обрывалась с корнями и, свисающими над пропастью, ветвями. В паре метрах ниже начинался плавный скат из глины, песка, камней и, всё никак не взобравшегося наверх, бурьяна. Глиняную стену подпирала небольшая полоса деревьев перед ровным, гладким полем, тянувшимся на несколько километров, где оно останавливалось другими лесами и еле различавшимися машинами.
Марго опустила велосипед и подошла к краю. Снизу это возвышение казалось настоящей хвойной волной. Только, судя по левой, укрывающейся за поворотом, частью обрыва, не лес накрывал поле, а наоборот оползни спускались, и засохшие деревья линиями срывались вниз, но то длилось годами. Вот было бы славно, подумала тогда Марго, установить камеру на десятки, сотни лет в центр того поля, что бы потом воспроизвести отступающую землю за секунды. Это было первое место, где Марго захотела оказаться снова.
Когда второй раз девочка вернулась сюда, то вышла значительно правее и так же, как и в первый раз, просто любовалась видом. Гигантской картиной. Во вторую вылазку пейзаж не был столь ярок как в прошлый день, а на третий день вообще был мрачным.
Через неделю солнце опять выжигало атмосферу, и горизонт искрился красками. Полю понравились дожди – оно заиграло ярче. Куда уж ярче? Куда разнообразней? Откуда новое? Все эти вопросы каждый раз летали вокруг Маргариты. Она всегда могла заметить то, что не знала или не помнила в этом виде. К концу лета она нашла здоровенный камень, подобно дивану, располагавшийся у обрыва.
Девочка сидела тут днями, неделями и годами. На фоне не играла вдохновляющая музыка, описывающая величественность природы. Только она и... Это не было одиночеством. Это было спокойствием. Умиротворением. Расслаблением и беззаботностью. Школьные экзамены, выпускные оставались там, за гигантским лесным забором. Здесь был её мир. Тихий и безопасный.
Она чувствовала себя жёлтым пятном в белом пространстве. Хотя движение возможно только в сравнении, от чего или к чему, но это пятно двигалось. Неизвестно куда и зачем. Потом превращалось в бабочку. Порхало, и, успокоившись, зависало на месте. Больше нечего не нужно было, но тут появлялось синее пятно. Оно также летело и превращалось в небо; за ним зелёное – в траву, из которой вырастало дерево. Бабочка садилась на дерево и...