Страница 42 из 48
Сержант отвёл меня в камеру темно-зеленными коридорами, где с каждой стороны тянулась вереница дверей, через определённое их количество, коридор делили двери-решётки, связка ключей от которых висела на металлическом кольце размером с его кулак.
Камера встретила меня прохладой, на противоположной от входа стене под самым потолком расположилось маленькое, как в деревенской бане окошко, но с решёткой. Сторона являлась теневой, и солнце не радовало лучами. Обстановка - скуднее некуда: по правую руку койка - нара проржавевшая местами со скатанным матрацем, по левую от входа стену стояли стол и стул, справа также находился туалет, если так можно назвать просто дырку в полу и висела грязная раковина. Мда, полнейшая антисанитария. После того как за мной закрылась дверь, наступила безмолвная тишина. Настроение так упало, что если бы было материальным, запросто пробило дырку в полу. И это здесь мне предстоит коротать время, в ожидание окончания расследования. Дальше либо виновен и суд, либо с вещами на выход.
Подошёл к койке и небрежно рукой толкнул матрац, тот развернулся полностью, но криво, свесив один угол к полу. Не стоять же все это время мне на ногах, да и физической подготовки такой нет. Так что лёг, подложив руки под голову, на холодную спинку койки, скрипела она от каждого моего движения. Голову посетила неприятная мысль, а вдруг здесь клопы? Слов нет, соседство - уголовники и клопы. Остаётся и в правду как верно подметил Закамский, молиться, о том, чтобы нашёлся свидетель, пока я у них единственный подозреваемый.
Взгляд упёрся в висевшую практически под самым потолком лампочку, пустой, точнее опустошённый.
Я пытался думать на сторонние темы, но голова все болела об одном, возвращая печальную картинку. Что если свидетель не найдётся?! Хотя отец всегда учил обходиться без этого слова если. Если не было, и нет, а есть, как есть. Голова заболела в прямом смысле, да ещё к тому же в жар бросило. Резко сел, поставив ноги на пол.
— Ну, дурак, — произнёс вслух и начал бить кулаками по матрацу, пыли стояло, словно ковёр выбиваю.
Не полегчало от этого, не капли, только кашлять стал, а пыль все кружилась на полосках света пробивающегося сквозь решётку.
Встал и прошёл к раковине, включил воду, побежала маленькой и кривой струйкой, а большего ожидать и не стоило. Сложив ладони лодочкой, набрал воды и прыснул в лицо и так несколько раз, в последний раз умыл ладонями лицо и упёр руки о раковину, учащённо задышал ртом.
Вроде облегчение пришло, но чувствую, что с взглядом, который у меня сейчас только людей переубеждать, ни один не откажет. Ещё щетина уже такая же, как после последней вылазки за чёрным творогом в Зону была.
Очень яркий на воспоминание прошлый год выдался.
Плюхнулся животом на койку, пытался ни о чём не думать, смотря на выемку, выделяющуюся своей светлостью на всей серой стене. Ничего не вышло!
Звякнула дверца окошка на двери.
— Время жрать, — рявкнул принёсший поднос с едой.
Рацион такой же скудный как обстановка в камере — похлебка, чай и корка хлеба. Похлебка это когда семьдесят процентов воды и тридцать чего-то съедобного, не густо, а грустно.
Чай выпил одним глотком, откусил хлеба и съел одну ложку похлёбки, больше не смог, поперёк горла встала. Вернул поднос обратно к окошку.
За решёткой стемнело, только вдали на дозорных вышках светили фонари. Свет включать не стал и так сна ни в одном глазу, дерьмовые мысли уходят, только если чем-то занят, а здесь даже нет ни книг, ни газет.
Решил поприседать, и отжиматься, выплеснуть энергию. Не помогло, опять сушняк сразил. Хорошо посуду не унесли, помыл кружку и набрал воды, осушил две и завалился снова на койку, Сердце бьётся, чуть не из груди выпрыгивает, дыхание медленно нормализуется, а голова все тем же забита. На душе погано.
Молодец профессор подложил свинью, неужели он это из мести сделал?! Да не, бред какой-то, просто он для себя давно решил тащиться в Зону, а умник, который его выводил, совсем простак в этом деле был, надо предупреждать об опасности выхода на дорогу, это любой новичок знает. Зона порядок любит! Нарушил его, жди беды.
Закамский ещё меня за дурака держит, Евгений Захарович был убит при сопротивлении аресту, ага как же, ни разу не слышал о том, чтоб Кордон кого-то арестовал и сдавал милиции, закон им не писан.
Ну ,вот опять, только захотели отвлечься, а все мысли сводятся к гибели Доронина. Я вспотел, в камере стояла не выносимая духота. Снова умылся и попил воды, не помогло, как ни, кстати, захотел в туалет. Отлично! Просто шикарно! Теперь ещё и мочой воняет. Нервы стали сдавать. Даже представить сложно, что тюрьма с людьми делает, которые в ней двадцать лет сидят. Ничего, скоро личный опыт будет. Ну вот, опять! Задолбали уже. Решил отключить голову и ни о чем, ни думать, ага как же. Теперь плохие мысли полезли о том, что маму или отца от такой новости может хватить инфаркт. Черт бы тебя побрал, профессор! У меня не железные нервы и душа есть. Я, конечно, сдерживаю свои эмоции, ни даю и волю в любой удобный момент. Нет, это уже какой- то перебор!
Думы о родителях сменились размышлениями, о не находящей себе место Гале, она наверняка сразу поехала либо к отцу на работу, либо к матери домой. И сейчас её либо успокаивает отец, либо они плачут с мамой на пару, и виной такой трате нервов мои действия. Хотя, по сути, сделал я всё правильно, даже когда домой вернулся, попросил отца сходить в гости. Что я ещё мог сделать? Да ничего.
И почему я должен винить себя? Виноват профессор, но винить мёртвого человека я не могу. Вообще смысла в этом никакого, что есть, то есть. Вся надежда на то, что найдётся свидетель и даст показания, из-за которых мне не светит тюрьма.