Страница 19 из 35
Мо лежит на спине. Стонет от удовольствия. Жабье лицо в пигментных пятнах покрыто прозрачными капельками. В комнате работает кондиционер, но Мо всё равно потеет.
— Давай… давай… — кряхтит Мо, вцепившись в упругие бедра Мэу. — Давай, детка. Давай!
Мэу ускоряет темп, насаживаясь на крошечный стручок Мо. Чем больше Мо заводится, тем больше Мэу уверена в том, что хочет сделать.
— Да, детка! Да-а-а… — кряхтит Мо. Он близок к оргазму. В эту минуту он беззащитен. Он во власти Мэу.
Мэу запрокидывает руки, осторожно вытягивая из волос заточенную заколку-спицу. Мгновение. Украшение вспыхивает в полумраке комнаты. Молниеносный удар. Точно в яремную ямку. Мо резко открывает глаза. Хрипит. Мэу поворачивает заколку-спицу и выдергивает из Мо. Обрюзгшее тело взрывается фонтаном теплых алых брызг. Мэу сидит верхом, ловя каждую предсмертную конвульсию умирающего Мо. Через несколько секунд Мо перестаёт дергаться.
Мэу встает с кровати. Подходит к окну. Поднимает наверх и закручивает волосы, скрепляя их заколкой-спицей. За окном миллиардами огней переливается душная бангкокская ночь. Она надевает тонкое белое кимоно, достает тяжелый «Смит-энд-Вессон» из кобуры Мо, висящей на стуле, и идет в гостиную. Руку оттягивает пистолет, приятно холодя ладонь. Указательный палец Мэу лежит на курке. Она открывает дверь. Передёргивает затвор-кожух.
Выстрел разрывает полуночное спокойствие. Ещё. Ещё и ещё… Видеопанель на стене рябит разноцветными картинками. Выпускает полный магазин в парней, развалившихся на креслах и диванах возле приземистого столика, заставленного едой и выпивкой. Наронг смотрит на Мэу. Из чьих-то рук выпадает миска. Лапша белыми червями расползается по полу. Пули свистят совсем близко, вспарывая стальными жалами чужие тела. Наронг смотрит на Мэу. Брызжут мозги, кровь растекается яркими пятнами по одежде, обивке мебели, полу, белоснежному ковру. Наронг смотрит на Мэу.
— Вставай! Скоро рассвет, — лицо Мэу бесстрастное, холодное. Она равнодушным взглядом обводит еще теплые трупы.
***
Мотобайк мчится на полной скорости, кроша рычанием мотора яркую ночь. Байк тормозит возле роскошного небоскрёба. В холле пусто. За стойкой дремлет охранник. Молодые люди проходят мимо, не снимая шлемов. Поднимаются на лифте, на сороковой этаж. Крокодил на бедре щерится сквозь шнуровку кожаных брюк.
Наронг выстреливает замок и вышибает дверь ногой. В огромной квартире Мо темно. Слышатся крики. Женские. Крики. Детские. Крики. Вся квартира наполняется стонами и криками. В темноте один за другим искрами вспыхивают выстрелы.
Охранник на посту по-прежнему дремлет. Наронг и Мэу внизу. Наронг вытягивает руку. Пистолет направлен на человека, дремлющего за стойкой. Выстрел. Выстрел. Выстрел. На груди охранника расцветают алые цветы. Выстрел. Аппаратура взрывается тысячами стеклянных и пластиковых брызг. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Телекоммуникационный шкаф разлетается на куски. Мигающие серверы и коммутаторы прогибаются. Выстрел. Трещат корпуса под напором рушащихся конструкций и пуль. В холле шикарного небоскрёба стоит грохот. Вой охранных сирен бьет по барабанным перепонкам. Всё звенит и дребезжит. Вокруг тела охранника, лежащего на полу, медленно растекается кровавое озеро.
Наронг садится на мотобайк. Мэу усаживается сзади и крепко вцепляется руками. Мотобайк с рёвом срывается с места, исчезая в густых предрассветных сумерках.
***
Россия. Москва. За два дня до отъезда в Таиланд.
Я постоянно в разъездах. Домой прихожу только ночевать, и то не всегда. Последнее время часто бываю у Илоны — у Ильи и его жены. Квартира большая. Жена Ильи (Илоны) на удивление некрасивая, к тому же у неё проблемы с лишним весом. Брак фиктивный. Взаимовыгодное сотрудничество. Он — женат, у неё — московская прописка. Илона говорит, что так проще. Не надо объяснять окружающим, почему. Для многих Илона — лишь способ заработка. Никто не лезет в душу. Никто не требует объяснений. Илона привыкла, она не хочет ничего менять. Говорит, что слишком старая. На самом деле Илона боится. Боится ножей и операций. Боится того, что скажут люди. Боится, что родители не примут и отвернутся.
— Я смирилась с тем, что у меня между ног кусок мяса. Раньше — да, раньше меня это сводило с ума. А сейчас… — Илона машет рукой. Мы сидим на маленькой кухне, сверкающей идеальной чистотой. — Знаешь, ближе к сорока понимаешь, что можно жить и так. Человек-подлец ко всему привыкает… Как у Достоевского… Помнишь?
Закуривает. Руки дрожат. На губах — усмешка, в глазах — грусть. Огромный, безбрежный океан грусти. Глаза Илоны не умеют лгать. Мне жаль Илону, мне жаль себя.
— Я уже старая, понимаешь. Мало ли что может случиться… А ты… — глядит на меня с материнской лаской. — У тебя все получится… Я уверена в тебе, девочка.
Она пожимает мою руку, лежащую на маленьком кухонном столе. Мила, жена, не в курсе. Ей ни к чему знать подробности. Для Милы Илона провожает меня в Таиланд на операцию. Этого достаточно. Большего Миле знать не надо.