Страница 11 из 25
Я лежала, обняв Эда. Думать о машине не хотелось. Домой уезжать тоже. Но и напрашиваться на все каникулы к вчерашнему незнакомцу тоже как-то странно и неуместно. Сердце сжимало предчувствие скорого расставания, но я понимала, что во мне говорила плоть, но не чувства и разум. Поэтому — получай, Арика, свою порцию удовольствия пока и сколько можешь. Праздник тела и души закончится очень скоро.
— На лыжах прошёлся. Привычка и... ритуал.
— А я совсем не спортивный человек. Если только снеговика слепить.
— Ну так пойдём и слепим!
— Нет, Эдик. У тебя интернет работает? Надо вызывать эвакуатор.
— Ты уже хочешь от меня эвакуироваться? — мужчина подпёр голову и провёл пальцами по изгибам моего обнажённого тела. — Думаешь, тебя здесь настигнет катастрофа?
Я перевернулась на спину и заложила руки за голову. Эд пробежался взглядом по моему телу, задержал его на груди и прикрыл рукой своё естество, будто у того были глаза и мужчина не хотел, чтобы его суть рассматривала меня. Не зная, что ответить, чтобы в шутку напроситься остаться с Эдом ещё на пару дней, я задумалась: я совершенно ничего не знаю о нём. Да, он оказался разумным и веселым, безумно нравился в постели. Не просто нравился он сводил меня с ума. Но заслуга в том его или это не утолённый сексуальный голод, копившийся годами — сказать трудно. Я все-таки больше относила это к последнему. Безудержный секс ночью был на грани нервного срыва от счастья и удовольствия, утренний был совсем другим. Я вдруг снова вспомнила Петра, ту пору влюблённости, когда близость — это выражение заботы, преданности, восхищения… Когда это не секс, а любовь. Но какая любовь у нас с Эдуардом? Даже думать на эту тему смешно. Лес. Праздник. Вино. Мужчина и женщина. Всё совершенно обыденно и предсказуемо. Просто стечение обстоятельств. Вот о главном обстоятельстве и пришла пора задуматься.
— Машину нужно вытащить. Пора возвращаться домой.
Я села и огляделась — надеть было нечего. Вещи висели на сушилке в кухне, а шорты и майку Эдик сдёрнул с меня в гостиной.
— Ара… — я вздрогнула. Так меня называла только мама. Сердце защемило. До непрошенных слёз. Я повернулась к Эду в замешательстве. — Ты плачешь? Что случилось? — мужчина явно растерялся. — С машиной всё нормально. Её вчера утащили в сервис.
— Как… в сервис? Когда? — я опешила от удивления.
— Когда ты спала в кресле. Я посмотрел твои документы и нашёл её. Местные оттащили в сервис.
— Местные?..
— Тринадцать километров до деревни. Ерунда всё это. На лыжах махом дометелил.
— Тринадцать километров?!.
Я пришла в ужас. Если бы Эд упёрся и не пустил меня в дом? Если бы я не постучала второй раз? Я бы в жизни не нашла эту деревню и замёрзла в поле или лесу. Нет, и он знал, что деревня так далеко, и захлопнул дверь?! Я была в шоке.
— Да что же ты за зверь такой, Эдуард?
Я рывком вскочила с постели и замоталась в лёгкое одеяло, побежала вниз по лестнице.
— Арика! Прости! Я бы не бросил тебя замерзать! Арика!
Я схватила с сушки свои вещи и рванулась в сторону ванны. Эд схватил меня в коридоре и прижал к стене. Я задыхалась от возмущения и обиды. Слёзы лились нескончаемым потоком.
— Арика… Арика… Я бы пошёл за тобой. Я не дал бы тебе замёрзнуть. Прости. Пожалуйста, прости.
Эд держал мою голову, не давая отвернуться от него. Я колотила его по спине, но он не обращал на это внимание и только сильнее прижимал к стене, упершись коленкой между моих ног. Он смотрел с такой болью… Сквозь слёзы я увидела, что его глаза влажно блестели. Он был искренен.
— Но… почему? За что ты так со мной?
— Прости. Не всё сразу, Ара. Я не зверь… Просто ты… рыжая.
— Ты ненавидишь рыжих? И за это хотел заморозить меня?
— Я люблю рыжих. Очень люблю. Я отпущу тебя, если пообещаешь провести со мной две недели.
— А если не пообещаю? К отопительному котлу прикуёшь?
— Отвезу домой.
— Я не проведу с тобой две недели.
Эдик резко отпустил меня. Он отошёл на два шага. Его глаза потемнели. Показалось, что меня, как куклу, сняли с гвоздика, на котором я висела. Ноги подкосились, я уронила вещи и одеяло. Упав на них, сгребая одежду в кучу, я подняла глаза на мужчину.
— Каникулы заканчиваются девятого. А десятого у меня первые три урока в школе. Я учителем работаю. Русского и литературы. И могу провести с тобой только неделю.
Ничего не изменилось в позе Эда, но я будто увидела, как расслабились его мышцы, изменился взгляд. Он ничего не сказал, только смотрел широко раскрытыми глазами как на инопланетянку, которую всю жизнь хотел увидеть, а теперь получил и не знает, что с ней делать. Я тоже, молча, собрала с пола вещи и ушла в ванную.
Эд смотрел на женщину, пока она не скрылась за дверью. Учитель русского и литературы?! Это же всё меняет!
— Да! Да!! Да!!! Есть! — Эд сделала победный жест рукой и широко заулыбался. — Моя девочка! Это — моя девочка! Ух!
Он вошёл в комнату, натянул штаны и включил музыкальный центр на всю катушку. Под звуки эстрады прошлого столетия мужчина затанцевал, отрываясь от души, будто живёт последний день. Будто один на белом свете. Будто нечего терять! Или будто нашёл решение чего-то жизненно важного.
Звуки музыки перекрывали звуки душа. Я быстро натянула джинсы и футболку и вошла в комнату под разбитную попсу. Эд самозабвенно веселился, строя смешные гримасы, разыгрывая пантомиму. Я захохотала. Мужчина замер, а потом развернулся с выпученными глазами и, оскалив зубы, выставил скрюченные пальцы и пошёл ко мне походкой хромающего робота. Быстро включившись в игру, я заступила за спинку кресла. Эд сменил направление, развернув «поломанную» ногу руками и вытер лицо рукой, стерев пугающую гримасу. Дёрнув за нос, включил наиглупейшую улыбку с растянутыми до ушей губами и замотал головой, будто она держится на верёвочке. Подойдя близко, он быстро выбросил руки вперёд, желая схватить меня. Я отскочила, напоролась на подлокотник дивана и рухнула на него, задрав ноги. Эд снова дёрнул за нос. Включилась гримаса удивления: челюсть упала, брови поднялись домиком, а глаза вылупились, будто я на самом деле инопланетянка. Подтянув ногу и снова выставив руки-крюки, присел и… прыгнул прямо на меня. С диким визгом и хохотом я скатилась на пол. Эд рухнул лицом вниз с вытянутыми по швам руками. Я заливалась смехом, а он лежал и не шевелился с торчащими, как палки, ногами. Но недолго.