Страница 134 из 176
Любислав всячески пытался дать Дорофее от ворот поворот, но все без толку, а её веский аргумент:
- Ваше отношение ко мне сразу переменится, когда Вы меня лучше узнаете.- разил его наповал, обескураживал, и приводил в уныние.
У Капитана всякий раз при этом случался приступ истерического смеха, как он объяснял:
- Только представлю, что за детки у вас могут получиться, ну ей богу. никак сдержаться не могу. У орла с носорогом и то краше уродятся.
Любые попытки избегать её паланкина были тщетны, ибо он как назло, появлялся в самом не подходящем месте, и в самое не подходящее время.
Одним словом Дорофея отчаянно решила сражаться за своё женское счастье, любыми способами и всеми доступными средствами, с натиском атакующего византийского катафрактария. Оставалось лишь попробовать клин клином вышибить, и завести интрижку с такой женщиной, у которой на Любислава далеко идущих планов не было бы, но и навязчивую конкурентку смогла отшить.
И одним июльским утром, он приступил к исполнению своего коварного плана.
Как же ему не хватало мудрого совета Армануш. Она бы со своим умом и коварством, в два счета нашла какой ни будь, до безобразия простой способ её отвадить.
Дело в том, что не только Дорофея проявляла интерес к персоне Кириоса, но и другие знатные барышни. Очень часто в городе ему прямо под ноги падали платочки с ароматами благовоний, содержащие любовные записки, которые он как правило игнорировал. Как то раз его вообще придавили паланкином к стене какого то дома, и женская рука засунула платок с запиской прямо ему за пазуху.
Во всех этих записках как правило указывалось только место и время тайных встреч, с взбалмошными, и мнящими о себе невесть что, женами опостылевших, но очень влиятельных вельмож Империи.
Рано проснувшись под крик "счастливого" петуха кока, Любислав окатил себя холодной забортной водой, и позвал лекаря подстричь свои волосы и бороду. Умастив себя благовониями, он надел длинную шелковую тунику изумрудного цвета, парчовые порты, сафьяновые сапоги, позолоченный пояс с кинжалом, свейскую шейную гривну, браслеты и перстни. Затем откушал пирога, сыра, фруктов и выпив вина, весь из себя нарядный и пахнущий цветами, покинул борт "Посейдона".
Сперва он решил пройтись по заваленной товарами портовой пристани, где множество торговцев громко предлагали всем товары со всего света. Тут дивные ароматы удивительным образом переплетались с резкими запахами, а порой и вообще явной вонью, создавая свою неповторимую атмосферу.
Рядом крутилось семь паланкинов, хозяева которых скрывались от солнечного света или людских глаз. Пройдя к торговцам благовониями, он начал выслушивать их щебетание на тему того,что где и в какую цену, чем одно лучше другого, и конечно же стал нюхать образцы. Да и пахло здесь на много лучше чем в остальных местах портовой пристани.
Не прошло и четверти часа, как его "охота" начала приносить свои плоды. Один за другим начали падать к его ногам платки с записками, в которых назначались места и время встреч с "некими благородными особами дивной красоты".
Но ему скорее требовалась особа незаурядного ума, и наконец к его ногам упал платок с запиской, где к обычному тексту были добавлены еще и строки довольно точного перевода арабских лирических стихов. Это было уже интересно, и Любислав понял, что это его шанс. Окружавшие паланкин крики торговцев, не давали шансов обменяться хотя бы парой слов с таинственной хозяйкой платка, и он лишь элегантно кивнул головой, дав понять что придет на встречу.
С таинственной незнакомкой он должен был встретиться после обеда возле Египетского обелиска на Ипподроме. Так что пока было время, и он решил в прохладе своей каюты почитать арабскую лирическую поэзию. Старинный Ипподром, величественное сооружение, построенное еще Цезарями Рима, являлся центром культурной и политической жизни Константинополя.
На нем проводились различные конные состязания, публичные выступления и казни, торжественные мероприятия, представления и различные диспуты. Но чаще всего здесь разные политические партии бурно обсуждали законы и последние события столичной жизни.
Поэты и писатели здесь встречались с почитателями своего таланта. Грандиозное сооружение могло вместить до сотни тысяч зрителей, так что здесь всегда что то происходило, и всем хватало места.
В назначенное время Любислав, прогулявшись по благоухающим главным улицам ромейской столицы, вышел на площадь Августеон, и минуя Священные Палаты, направился на Ипподром. Империя одновременно вела несколько войн, и группа беженцев с оккупированных болгарами Северо - Западных провинций Греции рассказывала о зверствах врагов шумной толпе зевак.
Доносилась критика в адрес военных, которые могут только жалование свое в столичных тавернах пропивать, красоваться на парадах, да усмирять бунты безоружных крестьян. Кто то даже пару камней в стражников бросил, и тут же скрылись в толпе. Дальше другая толпа, не менее бурно обсуждала какой то новый налог, желая кого то наказать, или вообще повесить.
Минуя две эти шумные компании, он увидел невысокую женщину своего возраста в легкой шелковой тунике нежно - персикового цвета, легких дорогих сандалиях, и таким же как у него платком в руке. Её сопровождали два полуголых чернокожих раба в желтых шароварах, и собранными в большой узел волосами, с точащими орлинными перьями. Один из рабов нес широкий египетский зонт, а другой, усердно помахивал опахалом из перьев павлина. Именно к ней и направился Любислав легкой но горделивой походкой.