Страница 6 из 308
Лев Самарин-Троицкий уже готов был процитировать работы известного (с заоколотного мира помощью) фитотерапевта Билярского, что «плоды дерева буна могут приводить слабый пол в чрезмерное истерическое оживление».
– А атомный кризис был? Как это «не было»? Чем вы там столетиями занимались вообще, со скуки не померли?
Чаще всего Лев отвечал односложным мычанием различной степени эмоциональной окрашенности и глазел по сторонам. Улицы Старой Москвы оказались довольно тесными, а дома – невысокими. Пожалуй, стройные ряды особняков в смешении всех стилей от мавританского до готики можно было спутать с купеческим посадом Троицкого Урая, если бы не витавший в солоноватом воздухе запах отработанного топлива и сияние исполинских зданий, бравших в кольцо крошечный островок старины.
Силуэт Библиотеки на юге был наиболее массивным, над ним горела золотом двуглавая птица-украшение шпиля. Восток заливала алым подсветка строгой коробки, увенчанной высоким шпилем («Там сидит «Красный Молот» – тяжёлое машиностроение», – объяснила Морруэнэ, – «Ты не смотри, что легковушки тоже они лепят. У нас на альфе любое машиностроение – дело очень тяжёлое»). На северо-востоке маячил комплекс тонких башен цвета индиго, связанных переходами на уровне средних этажей («Гнездовище «Симпл Системс», микроэлектроника и программное обеспечение»). На северо-западе в оранжевых горизонтальных полосах подсветки угадывался другой небоскрёб («Офис «Олдвейтрэвэл компани», межпространственные переходы»).
Улица оборвалась, разлившись в широкую ленту набережной, по которой с утробным гулом текла двуцветная река красных стоп-сигналов и жёлтых фар. За глянцево-чёрными водами пролива сторожили запад и подпирали небо обглоданные временем и подсвеченные зеленью остовы. Они подозрительно напоминали свайную Камскую башню, куда ходили в паломничество нововерцы. Лев поделился своими ассоциациями с княжной.
– Не, это Деловой Сити. Его никак не снесут, потому что он культурно-архитектурное наследие. Основной источник бомжей и мигрантов западных Осей. Даже не спрашивай, как он устоял в День Гнева двести лет назад. Одно из чудес Триединого, – истово провыла Мор, сложив руки в молитвенном жесте.
Морруэнэ потащила Льва на крытый мост над автомобильной дорогой. После пронизывающего ветра с Окружного моря в кишке пешеходного перехода было до блаженства душно. Своды тоннеля из прозрачного материала увивали гирлянды растений, середину занимали торговые палатки. Пахло аммиачными удобрениями и свежей выпечкой. Вдоль прозрачных стен стояли диванчики, занятые замёрзшими туристами, парочками и служащими, которые решили съесть пончик, пока ждут рейсовую баржу. Морруэнэ это не особо смутило.
– Сейчас решим проблему, – она огляделась и потащила Льва туда, где сидела на краешке дивана одинокая девушка. Она комкала в руках шейный платок и выглядела потерянной и грустной. – Не паникуй только, лады? – зачем-то предупредила княжна, когда они плюхнулись рядом.
В следующий момент Лев понял, зачем: Морруэнэ обвила его за шею и повалила на широкий подлокотник.
С год назад учитель заявил, что Лев морально и физически дозрел, чтобы щупать девок, и посоветовал не затягивать с этим увлекательным занятием. По сравнению с могучими работницами надела, в которых можно было утопать, как в перине, княжна была жёсткой, как доска. И такой же плоской.
– Чего как неживой? Руку мне на задницу положи, – прошипела Мор. – Вот, молодец. Свалила?
– Мне из такого положения не видно, – придушенно просипел Лев.
– Тогда опрокинь меня и посмотри.
– Нас городовые заберут.
По плитке дробно и обиженно простучали каблучки.
– Всё, отбой. Спасибо, что подыграл, – Морруэнэ отсела, развалившись на диване, и раскинула руки по спинке. – Будут тут ещё со своими мудовыми рыданиями терминалы занимать. Я чего тебя по истории гоняла – никак не соображу, от чего и когда вы отделились…
– В смысле? – Самарин-Троицкий страдальчески наморщил лоб: после выходки княжны мыслительные процессы давались с трудом.
– В смысле, пространство класса «эль», твой родной мир.
Лев Самарин-Троицкий не преминул патриотически надуться и заявить, что его-то мир по самому популярному среди опроса населения мнению был создан четыре тысячи лет назад Океаном Заоколотного мира, который, прорвавшись через скорлупу неба и излившись в пространство, застыл в шарообразную Землю и повис в пустоте, подобно капле масла в толще воды. Но Лев-то, конечно, человек прогрессивных взглядов и понимает, что от всяких там скелетов динозавров отмахиваться глупо, и потому считает, что миротворение происходило гораздо дольше и как-то по-другому. А вот с так называемой «альфой» всё не так прозрачно. Разумеется, Лев исповедует ну весьма современные представления и допускает, что великий Океан мог прорываться и застывать где-то ещё, но миры уж точно не вздумали бы почковаться как дрожжи.
Морруэнэ эти высказывания вогнали в истерическое оживление не хуже кофию. То, что выглядело прозрачной стеной крытого моста, оказалось очередным листом, пригодным для рисования. Светящимися линиями княжна набросала поверх панорамы ночной Москвы кривое ветвистое деревце и, размахивая руками, вещала что-то о «прото-альфе» (эмоциональное тыкание в основание дерева), поворотных точках истории (тычки в места отделения очередной ветки, «какие говнюки лапали экран липкими пальцами?!»), коэффициентах ветвления, нестабильных вариантах (совсем кривые тонкие ветви в окружении не менее кривых знаков вопроса) и вариантах существующих (ветки с цветочками, листочками и косыми птичками).