Имплицитный фактор

С некоторыми вещами стоит смириться.

Морруэнэ смяла в кулаке пустой пластиковый стаканчик, выразительно покосившись на виновника сервировки Позорного стола исключительно безопасной посудой. Троюродный дядюшка (двести пятнадцатый наследник, объявил себя диктатором крошечной горной страны на тау, по слухам, устроил цирк на прошлом приёме с отбиванием острых краёв у хрустальных бокалов) почувствовал этот взгляд, взмахнув пластиковой вилкой как оружием. Морруэнэ молча показала в пальцах флэш-рояль из пластиковых ножей. Дядюшка притих.

Если отрешиться от рефлексий, закуски Позорного стола не хуже, чем на остальных. Вид на свето-музыкальное шоу, ради которого родня частично собралась сегодня (Самого с дочками не будет, это поздний семейный ужин, ничего важного) здесь не хуже, чем из других углов зала. Да, компания за Позорным столом так себе – но дядюшка столь угрюм исключительно из зависти. Государь считает, что мятежник должен приносить пользу, открывать новые горизонты и ставить новые задачи, а не только короноваться, как и когда вздумается, и хапать ртом и задницей бюджет. А ещё мятежник должен развлекать гостей. Депрессивный дядюшка по всем пунктам висел на волоске. Морруэнэ считала, что со всеми пунктами справлялась сносно.

Очередное нечто младшего школьного возраста в бантах и рюшах с ужасным звуком подтащило стул поближе, взобралось на него, поковырялось в носу, воззрилось на Морруэнэ огромными сонными глазами и изрекло: «расскажь, чего с тобой сделали за то, что ты предала Феникса?»

– Пешком протащили в цепях по Новомосковскому транспортному кольцу, конфисковали все платья и сделали ужасную стрижку, – Морруэнэ подёргала себя за пряди волос, стряхнула со штанов крошки и решительно поднялась.

– И всё-ё?

И всё.

– Ага, – она вручила нечто последнюю канапешку, огребла от подоспевшей матери нечто лекцию о недопустимости вручения детям пищи, содержащей зубочистки и прочие острые несъедобные предметы, пожала плечами и направилась к выходу.

Время позднее, день завтра рабочий.

Морруэнэ оглядела мощные фигуры Стражей Библиотеки, их посеребряные непроницаемые шлемы с лицами Предсвятых, зажала в зубах незажжённую сигарету и пошла к лестнице. Она не торопилась – одному Триединому ведомо, приведут ли к чему перемигивания – и притормозила, услышав лёгкие шаги нагонявшего.

– Собираетесь дать даме прикурить? – она покосилась на серебряную маску, которую он взял на сгиб локтя, перевела взгляд выше, на не отмеченное временем лицо.

– Здесь нельзя, только в туалете, – невозмутимо отвечал он.

Впрочем, весьма вероятно, он действительно довольно молод. И любопытен. И хочет узнать, почему она предала.

Морруэнэ хмыкнула:

– Пошли тогда.

Он застыл, как истукан. Ну же, соображай. Вечер не бывает томным, если мужик туго соображает. Вот молодец, снова догнал.

– Нельзя, камеры же, – он виновато коснулся пальцами собственных век, – пишут.

Морруэнэ закатила глаза. Грёбаные модификаты.

– Ничего, зажмуришься.

Как младенца всему учить надо, ей-богу.