Страница 297 из 308
Филатея сидела в кресле, в тени, вытянув и скрестив ноги так, чтобы мягкий рассеянный свет из окна заставлял переливаться только ткань её туфелек. Роль хозяйки дома тяготила её, холодное презрение не подходило её натуре, но она не выказывала открытого страха. Самарин-Троицкий мрачно зыркал в окно, иногда разбавляя мрачное зырканье мрачным почёсыванием щетины. Цветочек свернулась клубком на диванчике. Оранжевый мостился где-то на спинке, наверняка стрёкотом и шебуршанием своим из глубокой тени заставляя железы модификатов усиленно работать над адреналиновыми впрысками, и упражнялся в сарказме.
«Ц-ц-ц, против инстинкта не попрёшь, да?» – прошелестел он ей на ухо.
Что бы он понимал! Это маленькое существо, это несчастное существо, у существа недавно раскрылись лёгкие (что, должно быть, больно), и существо пока просто раздавлено гравитацией. Оно нетяжёлое и приятное на ощупь. Существу приятны темнота, тепло и приглушение звуков, и Цветочек вполне может всё это обеспечить – так к чему умножать скорбь?
В глубине кокона собственных лепестков она погладила светлый, в рыжину, пушок на голове существа. Интересно, сможет она внятно перевести «тактильный контакт с ребёнком и мысли о физическом насилии над окружающими – единственное, что согревает сердце молодой матери», или не стоит и пытаться?
В дверях возник майор Паршин. Морру он с собой не привёл. Майор переглянулся с княгиней Элоиз, та кивнула и вышла на середину гостиной:
– Я так рада, что мы все больше не собираемся друг друга убивать, – провозгласила она, разведя руки в стороны, словно приглашая обняться недавних врагов.
Зная или догадываясь, что княгиня из себя представляет, никто не повёлся.
«Покажут нам уже ребёнка, из-за которого весь сыр-бор, или нет?» – проворчал кто-то.
Люди – удивительные существа. Так легко задвигать истинные причины событий и уделять внимание более нейтральным или приятным вещам надо уметь. Хорошо, что Мор тут нет. Её бы расстроило, что «сыр-бор», по мнению собравшихся, не из-за неё.
«На что там смотреть?» – пробормотал Оранж, – «Мятый и уродливый, что абсолютно нормально для его возраста, послушайте эксперта».
Сам ты, эксперт, мятый и уродливый.
– … так что предлагаю прояснить вопрос, ради которого мы все собрались здесь, – продолжала Элоиз. – Цветочек, будь добра.
Что ж, её выход. Цветочек остро ощущала, как цокали когти по доскам, как коллективным порывом, механической заводной игрушкой вздохнули княжьи родственнички, стоило ей выйти на свет, а тёмно-синим лепесткам – начать разворачиваться под солнцем. «Омерзительно, но красочно» – так считают люди, а люди обычно залипают и на то, и на то.
«Элоиз, разумно ли доверять держать малыша этой… твари?» – спросил кто-то. «Не более разумно, чем припираться туда, где собралась куча претендентов порядковым номером выше, чем у тебя, стереотипная ты старая кошёлка» – невозмутимо парировали возмущавшейся. Раздались те тихие звуки, с которым разного рода оружие приводят в готовность. «Ребёнка ещё разбудите, дебилы!» «Сам не ори».
Элоиз закатила глаза:
– Благодарю, Цветочек. Подержишь его ещё немного, если не трудно: ему у тебя, похоже, нравится, спасибо. Дядюшка, предоставь результаты генетического скрининга всем желающим.
Цветочек вернулась на место. Филя и Оранж явно были недовольны её характеристикой от княжьего кагала, но её это не трогало: маленькое существо не проснулось, но крепко держало её за палец, и это было... занимательно.
Очередной родственничек обходил всех, тыкая в светящийся экран планшета. Действо всё больше напоминало передачи про установление родства тройняшек из семьи потомственных алкоголиков с окраин Южной Оси, усыновлённых миллиардерами из трёх разных Анклавов.
«То есть, эти клоуны ещё сомневаются, что это её сын?» – нахмурившись, прошептал Самарин-Троицкий. Особым театральным шёпотом Самариных-Троицких, который даже глухой услышит. Филя совершила вполне натуральный жест оруколичивания: «Сомневаются, что твой, балда. Сейчас вопрос о твоём статусе, насколько я понимаю». «Я им ща ещё вопрос о разводе подкину на повестку дня». «Боженька-последний-император и божки заоколотные, подумай о будущем своей сестры и молчи, пожалуйста, делай умное лицо».
Элоиз, тем временем, как-то незаметно оказалась возле них, и Самарина-Троицкого, судя по его виду, действительно отпустил вопрос о разводе.
– Имя? – процедила она.
«Чьё?» «Моё?» «Его?» «Цвик-цвик?» «Ой, мы не придумали ещё»
– Вы все вместе собрались придумывать?
Самарин-Троицкий сделал страдальческое лицо. Подсказок на стенах и потолке не появлялось, экспромт давался тяжело.
– Ну, давайте как меня.
Элоиз нервно пожала плечами, повернувшись к беспокойной толпе родственничков.
– Итак, на основании предоставленного документа объявляю Льва Самарина-Троицкого-младшего двести тридцать третьим претендентом, вошедшим в Семью, а Льва Самарина-Троицкого-старшего – двести тридцать вторым претендентом в статусе регента, – объявила она. – Ликуйте, но тихо. Ресто?