Страница 35 из 148
- А почему я должен остаться? – насторожился Ленон.
- Да потому что, - замялся Гаузен, и в его глаза промелькнула грустная искорка, как будто он в чем-то хотел сознаться. Но быстро вернул шутливый настрой и легонько, будто играя в салочки, ткнул его кулаком:
- Потому что моя страна лучше твоей! Да если бы я появился на свет и увидел, что родился в твоей стране, то надул бы пуповину и улетел, как на воздушном шаре, подальше!
- А моя страна… больше твоей! – принял вызов Ленон.
- Да неужели? – недоверчиво переспросил велит. - Чем докажешь?
Немного смущаясь, Ленон расстегнул ремень и показал трусы, на которых красовалась карта мира.
- Чем это вы там меряетесь?! – проснулась Лин, взирая в возмущении на географическое исподнее Ленона.
- У кого родимые места лучше, - пояснил Гаузен. Ленон же молча покраснел как рак.
- Прекратите оба и ложитесь спать! Тут спорить не о чем! Альдория - вот лучшая страна!
Гаузен сделал вид, что отправился на боковую, но, взглянув на Лин и убедившись, что она снова заснула, шепотом продолжил игру:
- Давай дальше, но уже про Альдорию!
- Но Альдория – это ведь родина Лин, а она наш командир. Разве можно над нею насмехаться? После такого в ее воле нас всех презреньем наказать, - вспомнил классика Ленон.
- Если «Презренье» – это имя ее палки, то не бойся. Она уже сколько раз «презрела» меня ею, а я до сих пор жив-здоров, - успокоил друга велит.
– Альдория – это страна, где жуют козявок, - сдерживая смех, поведал он, передавая Ленону право хода.
- Альдория – это страна, - судорожно искал варианты Ленон, - где нет спектрального анализа!
- Альдория – это страна, где вместо бальных залов – читальные!
- Альдория – это страна, где… не действует Женевская конвенция.
Где-то после десятого варианта Лин повернулась на другой бок и сердито навострила на собеседников один глаз. Пришлось, пусть и с приподнятым настроением, улечься спать. Но это был не последний раз за ночь, когда Ленон пробудился. Во сне до него донеслась песня, тихо плывущая неподалеку. Он с сожалением приподнял веки, с неохотой расставаясь с приятным сновидением, но песня была реальной:
Грустна моя притча, хоть я и юна:
Была я беспечна, давно влюблена.
Он был так заботлив, и ночью и днем.
Но нет его больше, ушел с кораблем.
Плывет в океане, штормов средь и бурь,
Лишь оставив на память на щеке поцелуй.
Предложил обвенчаться и остаться со мной,
Но на утро умчался за морскою волной.
Дроздом бы обернуться, что флейтой свистит…
Пойду я за судном, где мой милый в пути.
И на мачте верхней обустроив свой дом,
Прижму его к сердцу пернатым крылом.
Ленон, заслушавшись, не мог налюбоваться на темно-голубое небо. Месяц был округло объеден с обеих сторон, напоминая скорее не серп, а экзотический кинжал. Ленон не заметил, как подошел поближе. Тут Салочка, услышав шелест, подобрала лук и, не вставая, резко навела его на юношу. От страха Ленон бухнулся на землю и заслонил руками голову.
- Ленон? Ты чего подкрадываешься? – изумилась девушка.
- Я не подкрадываюсь… Я маскируюсь, - попытался вернуть себе лицо юноша, и, отряхиваясь, поднялся на ноги. – Я вообще-то хотел сменить тебя, но если ты не хочешь уходить…
- Если ты хочешь посторожить, но не хочешь, чтобы я уходила, то давай вместе! – простодушно обрадовалась девушка.
Ленон не решился ей отказать и уселся рядом.
- Та песня… Я случайно услышал, - начал Ленон.
- Я тебя разбудила? – расстроилась Салочка.
- Этого мне не жалко. Просто песенка очень грустная. Если ты превратишься в дрозда, ты не боишься, что тебя подстрелят? – покосился на лежавший неподалеку лук Салочки Ленон.
- За что стрелять дрозда? В нем же ни мяса на суп, ни перьев на подушку не хватит, – удивилась Салочка.
- А одна ведьма и впрямь чуть не превратила Гаузена в ворона, – вспомнил Ленон.
- Какой кошмар! – вздрогнула Салочка. – Бедняжка Гаузен и так красивый. Зачем его еще в птичку превращать?