Страница 30 из 170
Людская гордость
«Глядя на то, как она разговаривает с отцом, в моей голове всплыли воспоминания парня, который пробыл в заточении девять месяцев. Следя за ним, я не раз видел его улыбку. Будучи в окружении лживых друзей, он считал себя счастливым человеком. Но каково было его разочарование, когда правда всплыла наружу. Однако, я по-прежнему помню тот момент, когда он смотрел запись со своего дня рождения. Он тянул руки к экрану в надежде обрести утерянное счастье. На краткий миг, я узрел в отражении его… улыбку и слезы.
И она повторяет это вслед за ним. Как будто сговорились».
Мысли, крутящиеся в его голове, впервые за долгое время, показали отрешенность. Он… не желал быть свидетелем этого разговора. Не желал видеть, как девушка весело отвечает на вопросы отца, а сама ревет. И эта улыбка со слезами. Эвр почувствовал тошноту, которая заставила его забрать телефон с заминкой.
- «Это всего лишь люди…»
- «А разве я не человек?»
- «Таких как ты теперь не примут в общество. Тебя загрызут, как щенка в подворотне. Люди слабы, они ведутся на провокации…»
Этот день был спокойным и тихим. Впервые за долгое время Алиса насладилась сном в полной мере. Казалось, что со сменой обстановки, а точнее со сменой комнаты, ее тело и душа смогли расслабиться за долгое время. Девушка позволила себе такую дерзость, как проспать несколько дней.
Утром её разбудила птица. Она сидела на карнизе с другой стороны и тихо курлыкала. Алиса открыла глаза и поежилась от непонимания, откуда этот звук. Медленно встав, она осторожно подобралась к окну и остановилась. Маленькая птичка вертела головой, а после тихо постучала в окно. Лесси заправила волосы за уши и присела перед подоконником на колени. Пернатая не улетала. Даже наоборот – к ней прилетела еще одна птичка. Лесси улыбнулась, положив руку на подоконник, а второй тихонько постучала по окошку.
- Где стирается грань между тем, что есть быль, а что – небыль?
Как найти свой чертог и как сбросить с души гнет бессилья? – прошептала нараспев Лесс, глядя на птицу, которая курлыкала по ту сторону и смотрела на узницу. – Мне б взлететь еще раз высоко, а потом – хоть в могилу,
Я воскресну опять, обратясь в легкокрылую фею…
Спокойный голос словно был создан для стихов. И девушка словно погружалась в этот момент в транс, не видя ничего вокруг себя, да и не слыша себя. Порой, когда её просили прочитать что-то, Лесс даже строчки сказать не могла, но когда стихи вливались в её кровь, то она уже не следила за языком – душа словно пела те строки вместо нее.
У нее было время. Время обдумать все произошедшее с ней. Несмотря на смену декораций, Алиса по-прежнему пленница. И глядя сейчас на вольных пташек, девушка впервые задумалась о свободе. Нет, не о той, что она думала во время неудачного побега. А о другой, более необъятной, более яркой.
Обернувшись назад, Алиса посмотрела на комнату. И в голове тут же появилось сравнение.
- Я пташка, которую пересадили из холодной клетки в более уютную, - сказала она тихо. А ведь, так оно и есть.
Эвр не подавал признаков «жизни». Можно было подумать, что его не было дома, и мысль об очередном побеге мог посетить голову узницы, которая могла видеть реальность через окно.
Он был тих. Этим он и отличается. Эвр словно мышь, живет в своей норе и лишь иногда выглядывает из своего нее за необходимостью. Создавалось такое впечатление, будто у него большие проблемы с повседневностью. С кухни доносились звуки готовки, но то ли он мастер-шеф и готовит молниеносно, то ли он готовит то, что не требует много времени. Нет, он не кормит Алису китайской лапшой или же яичницей. Эвр старается давать ей жидкую пишу в виде супов, каш и тому подобное.
Но по крайней мере… Алиса могла слышать игру на скрипке. Он стал играть чаще. Не важно, в какое время суток. Хоть днем, хоть поздней ночью. Отсюда складывалось и другое впечатление, ставшее фактом.
Эвр не спит по ночам.
Он не играет одну и ту же мелодию. За исключением одну, которая больше походила на сонату. Все остальное – его настрой. Музыка доносилась со стороны коридора, на одном уровне с комнатой, где обитала Алиса. За холодом и «малоподвижностью» Эвр скрывал ту резвость своего нрава, которая воплощалась в игре на музыкальном инструменте. Иногда он торопился с ритмом, превращая спокойную композицию в быструю смену тонов, от которых веяло легким ужасом. А иногда он специально растягивал переходы, дабы выпустить на волю этот скрежущий, но в какой-то мере, приятный звук. Сначала, может показаться, что он не допускает ошибок. Но чем чаще скрипка подавала свой «голос», тем чаще Алиса ловила некоторые неточности. Эвр допускает ошибки в игре. Однажды, он с такой уверенностью начал мелодию, но в кульминации дал сбой и звук превратился в расстроенную струну. И после этого он остановился. Слышалось постукивание о деревянную поверхность чего-то тонкого, а потом все стихало.