Страница 116 из 141
Нона поймала себя на мысли, что идет по мертвым улицам мертвого города, будто в страшном стишке. Ее это позабавило, и девушка потрепала следующего за ней пса. Нужно пройти еще несколько кварталов, чтобы выйти из города. По этой дороге Нона попадет к разрушенному месту, куда бы ни за что и никогда не возвращалась.
Но сейчас внутри сжимался комок, и стоило закрыть глаза, как виделась кровь, капающая с ее рук, с Райкиных рук. Она никогда раньше не видела смерти человека так близко, а, точнее, не «держала» ее в руках.
Нона пылала, кровь насыщала организм жаром, а мозг посылал сигналы помощи в виде дрожи. Ей нужно успокоиться, а психлечебница единственное место, где Нона была лишена чувств. Среди разрушенных стен, конечно же, не осталось санитаров и смотрительниц с инъекциями, не осталось таблеток, которые тут же были разворованы, но само место никуда не делось. Ее восприятие и воспоминания никто не может украсть.
Девушка ступила за скрипучие ворота. Они не были закрыты, отсюда уже некому сбегать. Развалы после обрушения немного расчистили, но лишь ради строительного материала. Поэтому двор просматривался до самых стен психлечебницы. Под сухим деревом по-прежнему стояла скамья. Нона издалека уже видела зазубрины от ногтей, которые оставляли постоялицы – в том числе и Нона – на досках этой «процедурной» лавки. Она обошла ее стороной и зашла в здание.
Девушка помнила каждый день, проведенный в этом месте: каждое утро и каждый дождь, каждую бессонную ночь и каждую инъекцию. Эти дни, напичканные таблетками, прогулками и ломающей болью, тянулись два года. И если бы не молодая медсестра, встречающая постояльцев этого заведения каждое утро со стаканчиками лекарств, Нона не выжила бы в этих условиях. Они сдружились, и юная особа в белом халате скрашивала ночи и порой, когда было позволено, сидела рядом на скамейке под одиноким деревом во дворе. Медсестра напевала ей детские песенки, и Нона отвлекалась от ноющей боли в теле.
– Сестричка пришла, – Нона вспомнила, как одним утром эта девушка зашла в их палату, общий подъем еще не был объявлен.
Нона не могла запоминать имена из-за действия каких-то подавляющих таблеток, поэтому попросту называла ее Сестричкой. Тем утром она сказала Ноне, что увольняется и уезжает из города. То утро было последним, и Нона лишь позже осознала всю тягостность этого события.
Сестричка тогда подвела ее к небольшому зеркалу над умывальником и вручила прощальный подарок. Нона держала в руках маленькую белую баночку, на ней не было никаких этикеток, надписей или обозначений. Медсестра открыла крышку и поднесла к лицу девушки.
– Это крем для лица. Знаешь, как сложно было его достать? Он пахнет персиками, правда, потрясающе?!
В нос ударил концентрированный персиковый ароматизатор, и гортань засаднило, как это бывает от дешевых освежителей воздуха. Запах наполняла горечь раздробленной персиковой косточки, сладость желтой мякоти и мохнатой кожицы, подернутой легкой гнилью. А когда запах уходил дальше в легкие, в горле оставался кислый налет, напоминающий еще непересушенный урюк.
– Давай, намажься. Кожа становится такой мягкой.
Нона пальцем сняла верхний слой крема, поднесла к лицу и остановилась. Она никак не могла решиться дотронуться до кожи. Боялась не рассчитать силы, будто пальцем могла проткнуть щеку или снять кожу со лба, либо поставить синяк или вовсе сломать кость черепа. Ее не одолевал страх, просто где-то внутри теплилась неуверенность, как перед чем-то новым, тем, чего она никогда не пробовала делать. И коснувшись лица прохладной субстанцией, Нона ощутила облегчение. Теперь осталось набраться смелости сдвинуть палец с места.
Тем далеким утром Нона так и не смогла себя пересилить, и все закончилось разбитым зеркалом, истерикой и уколом в шею. А после Сестричка ушла и больше не возвращалась.
И сегодня, спустя столько времени, от этих стен Ноне не делалось легче, лишь тяжелый груз упал на грудь, отчего дышать стало сложнее. Эти воспоминания терзали сознание, а особенности внутренней планировки здания давили на неуравновешенную психику. Прокашлявшись от дымки бетонной пыли, наполнявшей коридоры ее прежнего «дома», Нона вышла обратно во двор. Все это время овчарка ждала ее у ворот.