Страница 31 из 41
На самом деле, тогда на кладбище Адель тоже собиралась использовать напарника в качестве приманки, просто колдун оказался проворнее и быстрее. Так что она закрыла глаза на его поступок, на то, что он уже два раза пытался ее убить, на его почти осязаемую ненависть к ней... Но его слова про сестру ведьма простить не могла. Они все еще эхом отзывались в ее голове, больно ударяя по исчерченному шрамами сердцу.
Поэтому у нее так сильно дрожали руки, и иголка никак не желала нормально сшивать порванную плоть. Да еще и порезанная кухонным ножом ладонь… Но друг колдуна перед Адель был ни в чем не виноват. Она искреннее ему сочувствовала. Настолько, что, как ни парадоксально, если бы с самого начала к ней обратились с просьбой дать пару капель крови для лекарства, она скорее всего огласилась бы. Ради такого существа не жалко, тем более, что она всегда испытывала легкое благоговение к всему его виду. Даром, что сама никому из них столь же близким, как колдун, другом, стать не могла. Медиумы всадниками стать не могут…
- Давай лучше я.
Адель резко отвернулась от зеркала. Мерцающая слабым бледно-голубым светом нитка натянулась и из потревоженной раны обильнее потекла кровь. Раскольникова тем не менее на боль не обратила никакого внимания, ведь все ее внимание вновь было сконцентрировано на стоящем в дверном проеме Дэвиде. Вид у мужчины был все такой же мрачный, как и раньше, но в голубых глазах легко читалось чувство вины. Пальто он оставил в коридоре на вешалке и даже ботинки вытер об придверный коврик, как хороший вежливый гость, но Адель все равно не ожидала от него ничего хорошего и незаметно напряглась. Жаль, она в сердцах забыла не только поднять защитные заклинания, но и просто закрыть входную дверь.
Двигаясь медленно и тем самым давая понять, что пришел с миром, колдун подошел к ведьме и кивнул на иглу в ее руке.
- Я умею зашивать раны, а ты себе сейчас только хуже сделаешь, - пояснил он спокойным и успокаивающим тоном.
Адель на секунду затаила дыхание, не спуская пристального взгляда с лица мужчины, и тут же расслабилась. Не тратясь на слова, она повернулась к нему порезанной щекой и до театральности изящным жестом предлагающе протянула иглу двумя пальцами, натянув нитку. Из пореза снова сбежала капелька крови, прочертив красную полосу по бледной щеке, а затем и шее, но ведьма и глазом не моргнула. Со стороны казалось, что она ничего не чувствует, и, даже более того, будто бы ее здесь на самом деле нет, а перед колдуном стоит красивая и пустая оболочка, не способная ощущать ни боль, ни липкость крови. У Адель всегда прекрасно получался этот фокус.
На какое-то мгновение Дэвид замешкался, явно засомневавшись в том, что поступил правильно, вернувшись, но быстро взял себя в руки и, закатывая рукава рубашки, наклонился к раковине.
- Лучше пройдем в гостиную. Там свет ярче и есть, где сесть, - предложил он, намыливая руки. Адель только безразлично повела плечам и вышла из ванной. Как-то иначе злиться с недошитой щекой и иглой в руке было проблематично.
Дэвид тщательно вымыл и вытер руки, после чего вместе со всем необходимым для кустарной операции прошел в гостиную, где на диване его дожидалась Адель. Учитывая то, как ведьма вспылила, когда он высказался про ее сестру, она выглядела удивительно сдержанно и спокойно. Но Дэвид все равно чувствовал, какой сильный гнев от нее исходил. Во всей ее позе сквозило такое напряжение, будто бы она в любой момент готова была броситься на колдуна и воткнуть ему кривую иглу в глаз, стоило ему дать хотя бы крохотный повод так поступить. И все же, она ему доверилась.
Он сел рядом с ней, забрал иглу и, аккуратно промокнув рану ватой, принялся зашивать. Ведьма напряглась еще сильнее, но уже от боли, и все же не проронила ни звука и осталась сидеть ровно и неподвижно.
Она все же была очень странная, пускай все ворожеи в той или иной степени странные создания. Взять тех же Ночных ведьм, элитный отряд военно-воздушных сил России, в котором служили практически одни женщины. Дэвиду доводилось пересекаться с некоторыми из них, отставными и действующими всадницами, и все они, как на подбор, умудрялись сочетать в себе безупречную дисциплину с совершенно кошмарным и сумасбродным характером. Словно бы их отбирали не только согласно крайне жестким физическим и интеллектуальным критериям, но и по тому, насколько они безумны.
Адель тоже производила впечатление человека не совсем в себе. Возможно, дело было в том, что она медиум, а, может быть, в совсем ином… Дэвид не мог сказать точно. Все, что он успел про нее узнать, пока пытался взять под контроль, почти вся ее жизнь, стерлось из его головы, будто бы никогда и не существовало в его памяти вовсе. Осталось только неясное и неточное, без каких-либо подробностей воспоминание о том, что у Адель есть сестра, она потеряла ее очень и очень давно и с той поры ищет, хотя за долгие годы не смогла продвинуться в своих поисках ни на йоту. Больше он ничего про ее прошлое и настоящее не знал.
Строго говоря, его ее проблемы не касались. После того, как они разберутся с неприятностями на кладбище и спасут Бальтазара, он про нее забудет раз и навсегда. Но сложно было не признать, что она умела произвести впечатление.
Дэвид аккуратно закончил шов, ножницами обрезал нить и еще раз промокнул теперь уже зашитую рану. Адель все так же не шевелилась, хотя уже могла спокойно двигаться. Она не попыталась ни отсесть от колдуна, ни взглянуть на него, бездумным взглядом смотря в пустоту перед собой. Со стороны она казалась бездушной фарфоровой куколкой – симпатичной и совершенно пустой внутри.