Наташа Паут Жизнь взаймы

- Понимаешь ли, толстяк, за этот год, я сделал мудрый вывод, что для солдата (а в отличие тебя я тут еще и воюю) желудок является особым, священным местом.

Зак в бешенстве.

— Трус! Сидишь тут, уплетаешь за обе щеки, послать бы тебя самого на передовую, повоевать чуть-чуть!

Зак военный, только вчера вернулся с боев, тогда как Томеррен вынужденно остается при мне в тылу.

Мы все очень устали, ребята настроены очень воинственно и, наверно, дело дошло бы до драки, если бы на месте происшествия не появился Сай. Узнав, о чем они спорят, он сказал только тихо;

- Хватит, заткнулись все... - помолчал немного... - вчера были большие потери...

Затем он заглянул в котел:

- А, фасоль, кажется неплохая.., принесите Рему тарелочку.

Я лежу на кровати в дальнем углу комнаты, слушаю ссору, чувствую запах еды. Сил нет не только на то, чтобы ложку поднять, а, кажется, я не смогу перевернуться на другой бок без посторонней помощи.

Уже год как мы воюем. Хотя, как воюем, я ни разу не поднял меча против врага, ближе, чем на милю от военных действий ребята меня не подпускают. Моя работа другая, я совершаю «диверсионные действия», как утверждают ребята военные. Я магией Владыки вызываю природные катаклизмы и бросаю их на врага. Даже не передать сколько сотен, нет тысяч людей я убил - имперцев и... и своих, ардорцев. Вызывая землетрясения, ураганы, торнадо, горные обвалы, засуху или страшные наводнения, в первый год я часто ошибался с «прицелом». Да и сейчас, всегда есть риск не удержать стихию, дать ей выпрыгнуть из дрожащих рук, начать убивать своих.

Сначала было тяжело, но со временем, мы привыкли, надеюсь, что привыкли. Когда смерти считаешь десятками тысячами, когда видел так много мертвецов, уже толком понять не можешь, из-за чего болит душа.

Как сейчас помню мою первую магическую атаку. Мы поднялись по узкой тропинке, которая вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы наконец вскарабкались.

Мы оказались на вершине скалы, с которой открывался прекрасный вид кровавого сражения между ардорцами и в несколько раз превышающими их силами имперцами. Со стороны имперский войск велась непрерывная стрельба из огромных магических орудий. После каждого такого взрыва ардорцы десятками отлетали и оставались уже лежать на земле неподвижно. Стрельба все усиливалась. В свежем утреннем воздухе раздавались уже не отдельные выстрелы, а по скатам гор гремели непрерывные перекаты орудийной пальбы, выстрелы уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий рев.

На пригорке я наконец остановился на минуту, чтобы рассмотреть, что делалось, чтобы определить - где ардорцы и где враги. Не знаю, чего я ожидал увидеть – четкую разделительную черту между войсками. Наши там, а плохие вон там, туда бей... Перед моими глазами все смешалось. Как ни напрягал я внимание, ничего не мог ни понять, ни разобрать: двигались там внизу какие-то люди, двигались и спереди и сзади, в разные стороны передвигались какие-то подразделения войск, но кто, куда, зачем, нельзя было понять. Вид этот и звуки возбуждали страх. В этом грохоте я увидел зверские лица Адриана и Зака, они что-то кричали мне, махали руками, моргнув, сквозь звон в ушах я понял, кричат:

- Бей, давай, наши отступают!..

Да кого бить то? Где наши? Где враги?

- Б-Е-Е-Е-Е-Й!

И я, зажмурившись, ударил...

Никогда до этого мир еще не видел магии Владыки...

А вокруг нас расстилался цветущий луг. Колыхались нежные метелки трав, порхали светло-зеленые капустницы, они плыли в мягком, теплом воздухе позднего лета...

Громкий, глухой рокот, идущий из самих недр пронзил все сущее. Задрожал мир... Огромная трещина, рокоча и перекатываясь, развергнулась под ногами сражающихся. Земля на несколько миль вокруг пошла огромными волнами. Деревья вдруг проваливались под землю, с треском и стоном равнина выплевывала новые холмы...

Когда все закончилось, сражение было остановлено. Некому было сражаться, многотысячные ардорские и креландские армии, кричащие солдаты, вопящие лошади, грохочущие орудия, тысячи, тысячи живых, ненавидящих, орущих, но Живых – все они были уничтожены!

Живых существ больше не было на том поле...

Силы оставили меня, я упал на руки друзей. Агония, темнота, боль...

Больше я уже ничего не помню.

На следующее утро все тело у меня ломило, идти я не мог и передвигался я в тряской повозке, каждое движение которой причиняло нестерпимую боль. Лицо горело, как будто было обожжено солнцем и ладони были в волдырях. Во рту и в горле пересохло, я умирал от жажды и никак не мог утолить ее, сколько бы ни пил воды. Голова была, словно налита свинцом, и малейшее движение глазами заставляло морщиться от боли. Тошнота подкатывала к горлу и даже запах жареного мяса, поданного к столу друзей на завтрак, был непереносим.

Так началась моя война. Все, что я помню в течение этого ужасного года — сражения где-то там, далеко, магический удар и темнота, друзья, поддерживающие под руки, друзья, переносящие меня из одного места в другое, боль и снова магический удар, и снова боль, боль от потерь, боль от смертей.

Мы все прокляты...

Ардорские войска продолжают отступать. Неприятель идет вслед за ними. Мы следуем за имперским войском. Стоят жара и засуха. Вот уже как три недели я умудряюсь держать неимоверный зной над креландцами. Каждый день небо было пронзительно голубым, без единого облака, ярко-белое изматывающее солнце, заполнившее собой все небо, вовсю палило жаром; только к вечеру становилось чуть прохладно, когда солнце нехотя вкатывалось в буровато-красную мглу. С утра я снова расчищал небо от какого-либо намека на облака. Вот уже три недели ни капли дождя. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Желтая трава стала колючей. Реки и ручьи пересохли. Лошади имперцев ревели от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам в лесах еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой красно-песочной дороге, по которой шли войска, даже и ночью не было этой прохлады. Креландцы упорно продолжали наступление.