№3

И в выдох ветер превращён.

Любовь до выплеска из тела

сошла, вселенство не виня.

В мгновеньи шокового дела

весь Бог уменьшился в меня.

И полон вакуум сих бусин.

Бином. Первичности бульон.

Сансары цепь всегда искусна.

Начало новых жизней, войн.

От судьбы не уйти

Званные всячески в гости,

к поезду, в уличный ход,

к встрече на берег и мостик,

в здания, к выставкам мод,

в резвые игры и хобби,

к стройным и вялым кустам,

к ужину, блюдам, на пробы,

к новым и старым местам

дома остались, тревожась

капель дождливых, жары,

смирно, развально, то ёжась,

воздух берут, как дары.

Буря разбросанных красок,

двери распахнуты… Спят

в ужасе, бледности масок,

кровь подстрелив под себя.

Столкновение

Шоссе собой вчера окрасив,

глядишь с асфальта оком ввысь,

дорогу утром тем опася,

глухих просёлков лёдный мыс.

И стынут мышцы, чуб отдельно.

Фантомна боль. Перчинки-снег.

И бель слепит. Вокруг метельно.

И сны не греет с неба мех.

Помятость, стёкол паутина,

потёкший в мёрзость антифриз.

И топит случай пышность тины.

Иной в кювете смотрит вниз,

кто мчал быстрее и упрямей

чертей. А ты входил в туман.

Тут ночь не зналась с фонарями

века. Не спас вас талисман.

Поникли крылья, видя траур,

и перестали вдруг расти.

Тепло теряю ваших аур.

Вас опоздал двоих спасти…

Каштанность

Темень коричневых ядер,

зелень подбитых ежей,

жёлтость нападанных пятен

с веток – сырых этажей.

И шоколадиста гибель.

Стелен асфальта батут.

Скинутся многие, ибо

мучает ветерный зуд.

Град вертикальнейшей пушки

в крышу земную стучит.

Семя орехов, как души

грешников, павши, молчит.

Ягоды ль с крон великана?

Очи с драконьих голов?

РОдня ли камня в тумане?

Брызги вулкана с домов?

Сыплется колкий бубенчик

с дерева древних родов.

Спело-кофеистый жемчуг

сеет всю гладь городов.

Вирус

Вирус звериного пыла.

Ярость заразит с боков.

Пастью из пенного мыла

резать всерванно готов.

Всем озираюсь оскально,

зову предельности вняв.

Шерсти торчащие жала

ёжат, терпения сняв.

Кучит, ерошит гладь злоба,

мирность и зубы крошит.

Пламенно-кисла утроба

слюнно и ядно кишит.

Боли сей нет карантина.

Тело не сдержит поток!

Пуля моя иль вражины

вылечит, выдав исход.

Ныряльщик

Тянет свинцово грузило.

Виден мутнеющий сок.

Трачу пузырья и силы.

Буем надежд поплавок,

коему всё же "спасибо",

что не ползу я по дну;

что на виду – "неспасибо".

Холодно тут поутру.

Плюнут усато губами.

Вдетый, натянутый в рост.

Смирно и пьяно купаем.

Бледно шевелится хвост.

Тихо. Виднеются травы.

Так, и зачем сюда влез?

Только заметил я плавны

блики монисты и блеск…

Лёфка и Мафка

Дорога к объятиям, пледу

меж своры чуть спящих собак,

сквозь нити, канатища бреда,

и толпы, пустеющий бак,

потницы и выдохи внешне,

заспинно оставив боль, сны,

вела и прогулочно, спешно

до осени с поздней весны.

Тропинки под кронами клёнов,

по сотам брусчаток, мели́