Битум

внутри себя утащит с шорохом

её всю кровь, филе, уста,

в туман снесёт умело, волоком,

исчезнув в ливне, тьме, кустах…

Располагающая к себе

Я Вами обглажен, как кот,

услышан, как путник, согрет.

Не ведал подобных щедрот

без малого тысячу лет!

Бронёю, пальто и душой

без страха, смущений любых

распахнут, откинувши слой

печалей и грязей былых.

Доверчив, хоть пуганый зверь.

И птахе побитой в былом

я снова открыл настежь дверь

грудины (что клеточный дом).

Касанье целуями Вас -

испитье цветочком воды.

Премножеством трепетных ласк

обвит я среди суеты,

и обнят прилипчиво, в такт.

Вы – дивно-насыщенный сад.

Всё это прекраснейший факт,

какому расширенно рад!

Просвириной Маше

Медоед

Жёлтые сливки на розовом блюде,

рамок нектар до изящества спел,

рот принимающий будет посудой,

сок собирая в раздвижности тел,

что пригласили к обеду друг друга,

вновь обещая вкуснейший изыск.

Сами себе пир, правители, слуги.

Скатерти отблеск наглажен, ворсист.

Капли, подтёки так лакомо-сытны,

с лёгкою влагой – пикантная смесь.

Два пировальщика ласковы, скрытны,

стоном тревожат обойный развес

леса и штор, травы сдвинув немного

кубьями торса, изгибом спины,

дугами рук и стопами, сосновый,

песенный ритмы вдохнув из весны.

Трапеза приторна, сочно-прекрасна,

аж распаляется страсть, аппетит!

Смотрят чуть узкие очи, как ясно

влажная мякоть на солнце блестит…

П.М.

Мески

Сцепившись с подраненным зверем,

что душу чрез кровь отдаёт,

впиваюсь и пью полной мерой

его сок, аж самка поёт

волшебным, прерывистым стоном, -

и это приятно вдвойне,

от сытости, звучного звона,

победы над нею – втройне.

И пасть моя, лик окунулись

в текущий, живой экстерьер…

Голодным, что в пир принагнулись,

неведом отказ и барьер!

Воитель, смирись с положеньем,

сведи до ничтожья суть фраз,

когда ты раздвинешь коленья,

даруй мне индейский раскрас!

П.М.

Renault

В значке "Renault" проделал дырку,

за неименьем пись-щелей.

Мне показалась Ваша пылкой,

среди иных стройней, милей.

И положив упруго руки

и не на "Honda", не "SsangYong",

я, солидолом смазав дуги,

взымел, засунув шланг в проём.

Творил с тоски, и без угрозы,

скользя по хромовым краям,

аж чуть яйцо не приморозил

к её прохладнейшим губам.

Надеюсь, Вы не обозлитесь,

придя к машине нетайком,

хоть сильно, знаю, удивитесь

замёрзшим брызгам над замком…

Пречистость

Мой личный храм из камешков и веток

среди лесов с тропинкою иль без.

И пусть молитвою не буду строен, меток,

и не средь тех его построил мест,

и без икон, ларца для возложений,

ведь тяжести монет мешают полететь,

без златости одежд, настенных украшений

и без свечей – во мне сияет свет,

и он для Бога лишь, не отопленья

монашьих рук, церковного всего.

Вовеки обойдусь без сана и молений,

Господь услышит ум и мыслей тишь и хор.

Аскет без грёз на лоне царь-природы,

и водомерка-Бог – по глади бегунок.

Тут каждый день чудес вершатся роды.

А куполом всему – обычный чугунок

над хижиной моей. От мира отщепенец,

где мусор улиц, дум внутри людей,

и неуютно так, коль там одни безверцы,

что крестятся, когда схватило посильней.