Страница 9 из 100
Остановились на маленьком постоялом дворе. Выглядело всё так, словно деревню покинули не очень давно: дней семь – десять назад.
Погоревав об отсутствии травника, обновили повязки. Поели холодных припасов, не рискнув готовить, только выпили горячего настоя. Тарвео попытался перевести все в шутку, но на этот раз его никто не поддержал. На всякий случай назначили ночные дежурства.
Кашуэ был от них освобождён, но ему не спалось. Он очень рассчитывал на деревенского лекаря или хотя бы травника. Пустая деревня заставляла его нервничать. Потому в какой-то момент принц сменил часового.
Проверив повязки и сменив компрессы, Кашуэ замер у окна, вглядываясь в ночное небо. Тонкий серпик месяца хитро ухмылялся чему-то, в звенящей тишине гудел только ветер... Раздавшийся позади звон заставил принца обернуться, выхватывая меч.
Никого и ничего. Только валяется на полу ухват, раньше стоявший у печи – обычной когда-то печи, ныне украшенной налепленными плитками изразцов. Большая часть из них уже оказалась разбита или на полу, но некоторые ещё держались на стенках. Зал раньше явно был кухней, и когда построили новую, прежнюю печь украсили под образцы аристократов, заодно добавив по стенам зала шкафы с разносортной, но дорогой по деревенским меркам посудой. Правда, даже замаскированная под камин печь выглядела печкой. Главное, огонь поддерживала исправно.
Но уронить ухват было некому. А до того он несколько часов просто стоял. Впрочем, это только нервы, мало ли чьё неловкое движение потревожило воздух достаточно сильно.
Кашуэ не успел снова повернуться к окну, когда горшки, стоявшие на печи, взмыли в воздух и полетели ему в голову один за другим.
От двух горшков принц, ощутивший себя зайцем, уклонился. На третьем – вспомнил, что он человек и воин, так что четвёртый горшок ударился о поднятый клинок, как и пятый, последний. Черепки разлетались во все стороны, но ни один из спящих не проснулся, ни от грохота, ни от попаданий осколков.
Кашуэ только опустил меч, как следом за горшками в бой пошла вся остальная посуда. Дверцы шкафов и шкафчиков оглушительно хлопали, открываясь-закрываясь, стулья грозно повисли в воздухе. И среди этого хаоса метались чашки, тарелки, чугунки...
Последним ударом для самообладания мужчины почему-то оказалась супница. Фарфоровая, светло-салатовая, с узором из золотистых птичек.
Узрев эту самую супницу, летящую в него, Кашуэ отбросил меч, поймал злосчастную посудину и в бешенстве грохнул её об пол.
Буйство домашней стихии прекратилось, словно невидимый мужчине некто сам опешил от подобной выходки.
– Хватит! – рявкнул принц. – Что за детские капризы? Как не стыдно? Кто за побитое платить будет, я? Так вот: не стану!
Миг тишины: отвечать никто не собирался. Он и не ждал ответа, просто сама ситуация окончательно сорвала и без того взбаламученные нервы. Но тут чуть шевельнулась тень у ножки стола, немногим темнее остальных. И оттуда проскрипело тихонько:
– Можно подумать, полтергейст это волнует. Им лишь бы безобразничать, хулиганью беззаконному.
На слове «безобразничать» принца атаковали уже стулья. Дальнейшую фразу он едва расслышал. Стульев в зале было много, и сейчас все они, сталкиваясь друг с другом, стремились атаковать мужчину, сбить его с ног и... О дальнейших последствиях Кашуэ старался не думать, лавируя между спящими на полу товарищами – и почему никто до сих пор не проснулся?! – и летающей мебелью.
– Эх, на печь бы тебе, – проскрипела всё та же ножка стола, когда Кашуэ спланировал под него. Стол задрожал, отрываясь от пола – но пара секунд у мужчины всё же была, ведь заботливые хозяева прибили все столики. – Не любят полтергейсты домашний очаг, и огонь тоже не любят – я её удерживаю пока...
Не раздумывая, Кашуэ метнулся к печи, подтянулся и вскочил на неё. Полыхнуло пламя, и мужчину обдало теплом. Но почти сразу огонь вернулся к прежнему едва заметному тлению. Стулья грозно зависли вокруг, не в силах переступить некую незримую границу.
– Догадался! – с явным удивлением сообщим сам себе один из углов печи. – Надо же, сообразительный какой.
– Я не сообразительный, – отдышался Кашуэ. Кажется, это существо не было врагом и могло помочь против неведомой злой силы, атаковавшей мужчину. – Я просто вас слышу. Может, вы объясните, что тут, трах-тарарах, происходит?!
Он чудом вспомнил, что всякие духи не любят злых слов, так излюбленных солдатами. Пришлось вставить вовремя подвернувшееся любимое ругательство сестры. Разозлить ещё и пока доброжелательного духа Кашуэ не желал. Ему и одного противника многовато.
– Как – слышишь? – опешила тень печного угла. В ней стали прорисовываться очертания маленького сгорбленного существа с кошачье-острыми ушками. – Неужто видящий? Вы ж все померли лет, почитай, двести назад!
– Я моложе, – Кашуэ перевёл взгляд на зависшие группой стулья. За ними сгущалась тьма. Клякса, немного темнее, чем атмосфера вокруг, приобретающая форму человеческого силуэта... От этой кляксы тьмы веяло злобой и атмосферой ужаса. – Может, новое поколение появилось. Важнее – как ЭТО победить?
– Говорят, чтобы изгнать злого духа, нужно провести рядом с ним три ночи. Я потому-то дружков твоих и усыпил, да и тебя тоже пытался. Думал, заснёте, ничего не заметите, а там, может ещё на пару дней останетесь, да и переночуете. Тогда бы полтергейст меня в покое и оставил.
– А почему ты просто не ушёл? Дом так для тебя важен?
– Я – кобольд! – глаза фигурки сверкнули зелёным. Теперь кобольд стоял достаточно близко, чтобы мужчина мог рассмотреть мохнатую шёрстку на открытых участках тела, приплюснутую мордочку с носом-кнопкой и вертикальные зрачки глаз. – Мы – частицы наших домов! Попробуй, отруби себе руку или ногу и отправь их жить самостоятельно! Но мне и так недолго осталось, – погрустнел домовой дух. – Я сохранил власть лишь над печью, но мои силы тают. Пара дней – падёт и она, а тогда полтергейст поглотит меня.