Страница 5 из 104
Сглотнув, Мария дотронулась до очертания книги в кармане, сделав неуверенный шаг назад и почувствовав, что упирается во что-то высокое, и живое… от неожиданности дрогнув и резко обернувшись, она чуть ли не с облегчением взглянула на высокого, но уже пожилого дворецкого с морщинами на всём впалом лице и чёрными кругами под глазами.
-Прошу прощения, что напугал, - своим размерным и привычным полубасом произнёс он.
-Нет, ничего, - облизав засохшие губы качнула головой та, вновь оглядевшись и почувствовав, как пальцы невольно сжимают старую потрёпанную книгу. – Вы случаем не знаете, где дневник моей бабушки? Я думала, что он в её комоде, но кроме писем там ничего нет…
-Да, письма она начала получать как месяц назад, - вдруг согласно закачал головой дворецкий, держа в руках нечто подобие свечи с рыжим огоньком-лампочкой на конце. – Складывала их в ящик, но почему то не открывала… а свой дневник и какую-то книгу попросила положить в шкатулку и отнести на чердак… вам спустить лестницу?
-Да, если вам не трудно, - нетерпеливо согласилась Мария, подождав, когда тот выйдет, и только после, подобрав три конверта и пару прозрачных монет, спрятала в карман плаща, прежде чем выйти в коридор и успеть заметить, как люк на потолке с неестественным скрипом открывается, выпуская складную лестницу из чёрного дерева, ведущую в темноту чердака.
-Ещё что-то?
-Нет, ничего.
Кивнув, дворецкий послушно скрылся на лестнице, оставив её совершенно одну в коридоре, так и не решающуюся взобраться наверх, в это пугающее тёмное место, которое она с детства пыталась избегать. Но, видно, сейчас это уже вряд ли избежать. И зачем она вообще это делает? Можно ведь просто забыть про эту старую макулатуру, вот только если она это и вправду сделает, то вряд ли после простит себя. Виктория берегла эти книги. Книги своего отца, и явно не просто так. Вот только… зачем?
Решившись, Мария осторожно ступила на плоскую пыльную ступеньку, тут же ухватившись рукой за следующую и нарочито медленно начала подниматься на чердак, застыв только тогда, когда тьма захлестнула глаза. И это была странная тьма, словно живая, которая не хотела рассеиваться, и подсовывала подножки на каждом шагу, мешая найти старую шкатулку из белого пластика с металлическими вставками, обшитыми серебристой тканью с золотыми завитками.
Ориентируясь на белые окна, занавешенные серыми шторами, что как призраки шелестели и передвигались из стороны в сторону, девушка шаг за шагом двигалась по этому лабиринту старых ненужных вещей, покрытых белыми простынями с жёлтыми пятнами, порой натыкаясь на вырастающие из пустоты шкафы, что нарочно распахивали свои скрипучие дверцы и тянули внутрь, спотыкаясь об какие-то игрушки и, опираясь об кресла со столами, чихала от пыли, что царила тут непонятно сколько десятков лет. И чуть ли не каждый раз с наслаждением думала, что продаст всю эту рухлядь на ближайшем аукционе или отдаст чуть ли не задаром, а то пылиться ей тут до скончании веков…
Дойдя до окна, перед которым расположился стеклянный столик без единой пылинки, сверкающий словно его только что протёрли несколько десятков раз, Мария с облегчением увидела нужную шкатулку. Небольшая, прямоугольная, пахнущая старинными духами каких-то неизвестных цветов, с потёртыми краями и уже истлевшим рисунком на серебристой ткани, закрывающей металлическую вставку.
Оглядевшись вокруг и подобрав пыльный стул, она осторожно села на самый его край, подтянув старинную шкатулку поближе и взглянув на ржавый замок, открывающийся каким-то странным круглым ключом. Опять загадки. И почему бабушка не могла без них обойтись? Ключ искать сейчас совсем нет никакого желания, а шкатулка настолько старая, что может рассыпаться от одного только прикосновения.
Вытянув из кармана перочинный ножик и выдвинув лезвие, девушка осторожно сунула его в еле заметную щёлку и, подцепив замок, со всей силы провела в сторону, слыша, как механизм недовольно брякает, а шкатулка с тихим стуком распахивается, являя оббитое алым бархатом дно, на котором покоилась старая, но уже не такая потрёпанная книга Мира Азриэла с римской циферкой «два» на обложке, и дневник из чёрной кожи. Помимо этого из-под дна выглядывал какой-то тёмный лоскуток и, осторожно выложив содержимое на стол, Мария подцепила пальцами пластинку и как можно аккуратнее вынула её, взглянув на второе дно. Оно было оббито уже чёрной тканью, и хранило три небольших мешочка, каждый из которых был обвязан белой бечёвкой. Неужели у Виктории были какие-то секреты?
Достав первый мешочек и развязав бечёвку, девушка вытащила белый череп ворона с чёрными глазницами, и тут же, не раздумывая, сунула обратно, с отвращением отодвинув его от себя и взявшись за второй. Там была небольшая колба, запечатанная жёлтой пробкой, а внутри же находилась странная чёрная жидкость, что не оставляла ни следов ни капель на стекле. Отложив и её, Мария раскрыла третий мешок, уже не зная, что можно ожидать от него, но нащупав какой-то холодный металлический предмет идеально круглой формы, вынула самые обычные на первый взгляд карманные часы, отливающие в тусклом белом свете серебром с оттиском какого-то животного с крыльями. Подцепив крышку ноготком и почти бесшумно раскрыв её, она устала вздохнула, смотря на разбитое стекло с семью чёрными стрелками, застывшими на шестидесяти. И кто же пользуется такими часами? Нет, всё же надо признать, что под конец своей жизни Виктория всё же помешалась умом.