Страница 32 из 184
Нигде девочки не стеснены такой несвободой, как в королевских домах!
Королева поспешила отвлечься от этих мыслей, заговорив с Альмой, потом обратилась к старшему сыну, потому что утихомирить его всегда стоило многих сил и занимало гораздо больше времени, чем сама трапеза:
– Тебе, мой сын, следовало бы привести себя в надлежащий вид, прежде чем входить в королевский трапезный зал… Что ты делал утром?
Эрих смешался, сразу потянулся пригладить вечно взъерошенные темные волосы – ухищрения, казавшиеся ему недостойными рыцаря, он ненавидел и выполнял с большой неохотой, и ему было стыдно, что мать сразу заметила его нерадивость.
– Я упражнялся в фехтовании, матушка.
Анастази вопросительно взглянула на Михаэля.
– Это так, моя королева, – с поклоном ответил тот. – Юный барон с самой зари на ногах, как и положено истинному воину. Он делает большие успехи – бедный старый деревянный Ганс вот-вот развалится под градом ударов, которыми барон осыпает его каждое утро…
– Мне радостно это слышать. И все же, Эрих, возлюбленный мой сын, будь любезен соблюдать опрятность. По одежде благородного человека можно заметить, что он в нужде, но нельзя, чтобы окружающие считали, что он неряха…
– Если в моих руках будет добрый меч… – начал Эрих, но, встретившись взглядом с матерью, замолчал, поклонился, поцеловал протянутую королевой руку. Благословив его, поцеловав в макушку – какой он уже высокий, теперь почти не приходится склоняться к нему! – Анастази повернулась к Евгении, заговорила с ней и между прочим заметила, что обсуждение новых нарядов и воспоминания о прошлогоднем празднике у Хаккенов способны отнять у них с сестрой, наверное, еще и не столько времени…
– Так значит, вот что способно отнять вас у ваших мужчин – обсуждение нарядов и чужих праздников, – с ласковой усмешкой проговорил Торнхельм, обращаясь к герцогине. Та слегка пожала плечами:
– На Хельге Велленштайн-Хаккен было такое великолепное платье, а родовой замок Хаккенов так преобразился с тех пор, как Кристоф вернулся с Востока, что начинаешь верить, будто он действительно привез оттуда несметные богатства…
Лео Вагнер стоял в отдалении, у самого камина, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди. Анастази быстро, небрежно окинула взглядом его ладную фигуру, кажущуюся еще более стройной в той же, что и накануне, черной, не доходящей до колен котте из тонкой шерстяной ткани, и поспешно отвела глаза.
Менестрель, поклонившись, приветствовал короля и королеву. Торнхельм ответил ему кивком головы, а королева поймала себя на том, что сейчас почти ненавидит Лео – за свою стыдную женскую слабость, за опасность, которой они себя подвергли, за вынужденную ложь.
Но более она не позволит страсти возобладать над разумом. Доброе имя важнее любви, как бы ни воспевали ее сластолюбцы и обманщики. И вообще, лучше отправить менестреля обратно, к Вольфу, под благовидным предлогом – хотя бы на время. Пусть исчезнет отсюда. В одиночестве легче будет забыть его. Или воистину говорят, что даже самой лучшей из нас не дано сил воспротивиться похоти?
Она едва не рассмеялась в голос и поспешила поднести к губам чашу с теплым ягодным отваром. Разве имеет смысл говорить о целомудрии после ночи, проведенной в плотских утехах?!
– Мне показалось, – осторожно, выверяя каждое слово, сказала Евгения, едва сестры остались наедине. – Что ты была сегодня не столь откровенна со своим супругом, как бываешь обычно. Ази, скажи, что происходит? Мне следует тревожиться за тебя?
Королева рассказала о ночном свидании без утайки и попыток оправдаться. Покачав головой, закрыла лицо ладонями.
– Подумать только, я стала любовницей Лео Вагнера! Какой срам…
Возможно, она говорила это всерьез, но Евгении показалось, что в ее словах звучит не сожаление, а игра.
– У меня слов нет! Такая непристойность… И тебе ничуть не стыдно, не лги. Я хорошо тебя знаю. Мне не нравится Лео. Он всегда делал нам подлости, и, кроме подлостей, я от него ничего не жду.
– Не говори мне о стыде, Евгения! Не ты ли сделала то же самое, когда однажды встретилась со Свеном Лините в роще … втайне от мужа?! Ты сожалеешь об этом?
Евгения удивленно взглянула на сестру – пытаясь отрицать очевидное, Анастази прибегла к неожиданно жестокому способу защиты.
– Не следует сравнивать герцога Рюттеля с Торнхельмом Вальденбургским, сестра, и ты это прекрасно знаешь. Кроме того, и Лео Вагнер – не Свен Лините.
– Разве? Мужчина, такой же, как все они.
– Очевидная ложь! Твой менестрель, должно быть, за деньги плясал и пел на ярмарках, раздевался перед жадными до утех женами богатых торговцев, пока Густав из какой-то причуды – которых у него, прямо скажем, было чересчур много, – не взял его ко двору. Ты знаешь, что о таких, как он, говорят священники?