Страница 61 из 62
Миновало осеннее равноденствие, и Гранствилл содрогнулся от страха перед лесом: сразу пять племён, объединившись, шли на город, сжигая всё на своём пути. Все ждали, что король разобьёт их на подступах к городу, но… Хефлинуэлл поднял мост и запер ворота. Без всяких объяснений горожанам было отказано даже в праве укрыться за стенами замка. Тщетно Зура, Эве и даже Тессен умоляли короля изменить решение и спасти город – Карл никого не желал слушать и обещал убить всякого, кто попытается самовольно открыть ворота. Этого было довольно, Карла боялись, как огня. Кто мог, смотрел на гибнущий город. Укрыться в замке король позволил лишь семье Юны и Енсену, но швед остался дома, только и это не тронуло Карла. Он позволил дикарям бесчинствовать в Гранствилле до самых сумерек, и только небу известно, что творилось в его душе, когда он смотрел из окна Золотой башни на мечущихся по пылающим улицам людей, слышал их вопли и визг. Он никогда и ни с кем не говорил об этом, и никто так и не узнал, сгорело ли вместе с городом его горе или осталось с ним навсегда? Жалел ли он, раскаивался ли?.. Когда сумерки опустились на землю, и ярче запылали огни, Карл сам повёл своих людей на дикарей, уставших от резни и пресытившихся кровью и разрушением. После недолгой стычки, окружённые, они столпились, ощетинившись ножами и дротиками, на открытом месте, угрюмо ожидая своей судьбы. Они не ожидали, что гарнизон замка так велик и силён! Карл выехал вперёд с золотым орлом на груди. Он сам не замечал, что пользуется интонациями и приёмами Скульда, чтобы заставить напряжённо прислушиваться к себе.
- А теперь послушайте меня. – Сказал он спокойно на языке Леса, и предводитель, человек с выкрашенным тёмно-красной краской лицом и рогами зубра, надменно спросил:
- Почему мы должны тебя слушать?
- Потому, что я сильнее вас. – Сказал Карл. – Потому, что у меня золотой орёл, потому, что я – один из вас, я сын Зуры! Я не чужой вам, как люди Железа из-за моря, и мне не нравится, что они убивают вас, отнимают ваши земли и ваших женщин. Но ваши обычаи губят вас сами по себе; пока вы не изменитесь…
- Мы лучше умрём! – Встрепенулся жрец – его лицо было выкрашено голубой краской.
- Так иди и умри, болван!!! – Зычно крикнул Карл. – А те, кто присоединится ко мне, получат новый закон и новую жизнь!
- Ты хочешь, чтобы мы стали рабами людей Железа? – Спросил вождь.
- Я хочу, чтобы вы стали равны им! – Повысил голос Карл. – Видишь этого орла?.. Я получил его по праву, по праву крови и победы нал Куртом! Я – ваш новый вождь; кто против – пусть выйдет против меня, но если проиграет, уйдёт из Элодиса навсегда!
13.
Карл изгнал Жрецов Голубой Ели на север, в Синие горы. Вскоре он заключил союз и со степными племенами пастухов на юге, расширив королевство и усилив его настолько, что слава Анвалона окончательно и бесповоротно померкла. За год он построил Элиот, новую столицу Элодиса в устье Фьяллара, и там, наконец, обрела покой и Мэг, саркофаг с которой Карл велел поставить в мавзолее на острове, перед королевским дворцом. На крышке саркофага была вырезана лежащая женская фигура с закрытыми глазами и скрещёнными руками; со временем история Мэг забылась, но саркофаг остался, и Элиот остался в веках городом Мёртвой Королевы.
Сразу после похорон Карл женился на Юне. Королева она была никакая, как сказал когда-то Олле Ульвен, но Карл неизменно испытывал к ней непонятную другом слабость: что бы она ни выкинула, чтобы ни сделала, как бы не ошиблась, но король, скорый на гнев и безжалостный на расправу, даже голоса на неё не повышал. Юна любила и баловала Алекса, как собственного сына – у неё и у короля была только одна дочка, - и ненавидела свою свекровь. Карл так и не позвал мать. Она прожила долго; но зова от сына она ждала тщетно. В Хефлинуэлл Карл так ни разу и не вернулся, и запретил строить город на прежнем месте – новый со временем возник на другом берегу Ригины. Никогда и ни с кем Карл не говорил о Мэгенн. Даже Юна не знала, вспоминает ли он её. Бывать в Лионесе он тоже избегал, и потому многие считали, что король раскаивается в том жутком преступлении, которое совершил из мести за Мэгенн, и ненавидит самую память о ней. Но его сын Алекс считал, что отец не возвращается в Лионес именно потому, что и память, и любовь слишком сильны в нём, и он не хочет, чтобы этого города, на створках ворот которого Мэг и Карл, по-прежнему любящие, и сотни лет спустя улыбались друг другу, коснулась смерть.
Сто лет спустя церковь Нордланда канонизировала Аскольда, принёсшего христианство Острову, и Анну, мученицу за веру, и тогда же церковь запретила балладу о Мэг и всякие упоминания о ней. Но Лионес не забыл, только заменил Мэг на принцессу, а Карла – на влюблённого рыцаря. День, когда Карл спас свою возлюбленную и даровал городу привилегии и свободу, остался в веках праздником Принцессы, а город со временем стал общепризнанным городом влюблённых, жемчужиной Нордланда, его гордостью. Триста лет спустя потомок Карла и Мэг, Гай Гэролд Хлоринг, сделал список со старинной летописи, чудом уцелевшей в архивах Хефлинуэлла, для своего брата, и закончил её словами: « Содрогаясь перед совершённым им злодейством, и осуждая его мстительность вместе со старинным монахом, написавшем о нём, не могу я в глубине души не сострадать ему. Ибо в любви скрыта сила более роковая, чем в ненависти и иных чувствах, известных сердцу; пример тому – самая наша жизнь. Со стыдом и прискорбием сознаюсь тебе, что, будучи верным христианином, я в иные моменты склонен оправдывать Карла, и желать, чтобы свершилось невероятное его желание: чтобы душа его соединилась с душой его возлюбленной, оберегая её от ужасов Ада. Таково моё несовершенство, и такова моя непоколебимая вера в силу любви».