Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 76

Его вывели из дома, когда стояла уже темная ночь. Перед входом ждал черный фургон, пустой и безразличный как катафалк. Тусклые фары буравили мрак мертвым голубоватым светом.

Георгия швырнули в кузов и, пристегнув наручниками к железной скамье, захлопнули двери.

Георгий слушал неровный булькающий гул мотора и рев сопровождающей машины, чувствовал под полом удары колдобин, разглядывал безо всякого смысла решетки на дверях и ждал. Ждал, как ни странно, чуда. Именно сейчас, когда его везли навстречу пыткам и смерти.

После егерей, после партизан и полицаев новое спасение казалось закономерным и почти неизбежным.

Машина ехала долго. Слишком долго. И слишком быстро. Георгий даже прикинул: могут ли его этапировать прямиком в Минск.

Фургон замедлил ход, остановился. С Георгия сняли наручники и, крепко перетянув руки веревкой, выволокли из кузова.

Он ожидал увидеть кирпичную стену с колючей проволокой, железные ворота, а за ними какое-нибудь мрачное здание в несколько этажей. Но…

Это была старинная темная громадина. Обветшалый замок с массивными побитыми временем башнями и осыпающейся аркой входа. В некоторых окнах вполсилы желтел электрический свет.

Георгий не мог объяснить себе, что происходит.

«Гестапо? Тюрьма? Лагерь? Что может здесь находиться?»

С неба донеслось одинокое карканье.

Немцы из сопровождения о чем-то заговорили с часовым. Сбоку подошел еще один военный с электрическим фонарем, осветил лицо Георгия, сверил с фотографией.

Сильные руки согнули его пополам и погнали в замок. Его вели и вели, сначала через заставленный машинами каменный двор, потом по темным, пахнущим сыростью коридорам, по сводчатым катакомбам с тускло проступающим рисунком кирпичной кладки. Ничто, кроме фонаря не освещало путь.

– Здесь! – промолвил один из конвоиров.

Георгия бросили на пол в тесную камеру (если это была камера, а не что-то другое). Тяжелая деревянная окованная железом дверь глухо захлопнулась, натужно лязгнул ржавый затвор.

Он оказался в кромешной тьме. У него не было предположений, куда он попал. Было очевидно лишь то, что это не учреждение. Такой темноты и безлюдья в учреждениях не бывает.

«Чертова дыра…» – думал Георгий.

Он встал. Тщетно попробовал ослабить путы. Прошел от стены к стене, прислушался.

За стенами стояла гробовая тишина.





«Может, я единственный заключенный?»

Через некоторое время до слуха донеслись отражающиеся от стен звонким эхом шаги.  Их было несколько.

Георгий выпрямился, готовясь к худшему.

Проскрипела задвижка. Дверь отворилась, и в проеме возникла тяжеловесная совершенно черная фигура офицера с подвесной керосиновой лампой в руке. Он повесил лампу на крюк в потолке. Почтительно посторонился, пропуская в темницу стоявшего сзади.

На долю минуты воцарилось оцепенение. Невысокий, одетый в шинель и фуражку незнакомец смотрел на Георгия и почему-то не спешил входить. Его лицо скрывала густая тень, сквозь которую лишь поблескивала оправа пенсне.

– У вас ведь, кажется, был брат… не так ли? – мягко спросила фигура. – Что с ним?

– Он умер, – ответил Георгий, не понимая, что происходит.

Незнакомец шагнул в камеру.

– Очень жаль!

 Моргенштерн. Это был он. Он мало изменился за эти восемнадцать лет. Словно недоучившийся гример нарисовал ему несколько морщин.

На нем была черная, висящая колоколом эсэсовская шинель с тускло отсвечивающими пуговицами. Над козырьком фуражки скалилась серебряная черепушка.

Моргенштерн улыбнулся, изучая Георгия взглядом, так же как собиратель жуков изучает попавший ему в руки редкий вид.

– Как летит время! Знаешь… – он с наслаждением прищелкнул языком, словно дегустировал тончайшее вино. – Я ведь был уверен, что ты и твой брат вылетите из Шварцкольма до конца года. Мне это казалось естественным и необратимым порядком вещей. А вышло наоборот! И знаешь, что я тогда решил? М-м? Я решил, что когда-нибудь отыщу тебя и твоего брата и, конечно же, ничем не рискуя, не нарушая закон, брошу вас обоих на растерзание псам. Тогда я даже не представлял себе, как это можно сделать. И вот теперь… – он против воли, фыркая, захохотал сквозь стиснутые губы. – Теперь наконец-то все условия созданы!

При свете лампы Георгию показалось, что глаза Моргенштерна отливают красным, а зрачки отличаются друг от друга.

– Правда собак у меня здесь нет, – похныкивая от удовольствия продолжал Моргенштерн. – Зато есть кое-что… сопоставимое.

– Эрнст! – обратился он к стоявшему рядом великану с громадными кистями рук и белесыми волосами. – Забей его до смерти. В три захода.

Эсэсовец ничего не ответил и перевел взгляд на Георгия.