Страница 30 из 76
Темная кулацкая хата глядела на него двумя угрюмыми черными окнами сквозь курящийся мрак.
Ни звука. Лишь кузнечики без остановки трещат в траве.
Георгий рассовывал картошку по глубоким карманам куртки, когда дверь хаты отворилась, и во двор вышел здоровый босой мужик в белой рубахе и кальсонах.
«Черт его принес!»
Георгий застыл на четвереньках, надеясь слиться с темными кустами и плетнем.
Он ждал, что мужик справит нужду и пойдет спать. Вместо этого хозяин с минуту вглядывался во тьму, потом вынул из поленницы короткий толстый дрын и, не говоря ни слова, пошел прямо на Георгия.
Это было плохо. Такого не напугаешь, да и одолеть нелегко.
Георгий вскочил на ноги. Контузия мигом дала о себе знать – голова пошла кругом, накатила тошнота. Бросился к плетню, теряя картошку.
– Стой!
Метко брошенная дубина огрела его по спине. Он упал на одно колено. Мужик тут же влепил ему кулаком в ухо. Навалился сверху и начал вдавливать лицом в рыхлую землю.
– А-ах ты с-сука! Бу-ульбу бр-раць!
Георгий хорошо знал самбо, но теперь это не имело значения. Его уже победили.
– Бацька! – долетел молодой испуганный голос.
– Родька, веровку! – ревел мужик.
Георгий давился земляными комьями, чувствуя, как его вяжут, словно пойманную свинью.
– Я яго забью! Ни хрэна нам за яго не буде!
– Полицаям, полицаям сдай! – в ужасе тараторила баба, загоняя в дом маленькую девочку.
– Ща, гадина, ща! – рычал мужик, охаживая Георгия огромным кулаком. – Бульбы захотел! Родька! Бяжи за Богданом!
Очень скоро во двор вбежали трое парней, одетые кто во что с немецкими винтовками.
Георгия пинали, тыкали прикладами, потом поставили на ноги и поволокли на расстрел.
Хрипя и отплевываясь, Георгий вдруг понял, что нужно делать и перешел на немецкий, неся все, что приходило на ум.
Полицаи встали как вкопанные, осовело вытаращились на болтающего по-немецки огородного вора.
– Немец… – испуганно прошелестел один. – Дезертир ихний! Его… это… Надо его наверно туда!
– А точно немец?
– Шо, не бачишь! Штаны, чоботы.
Полицай поднес к брюкам Георгия керосиновый фонарь.
– Туда его, падлу, в комендатуру! Пусть сами разбираются! Немца тронешь, потом шеи не спасешь!
Георгия бросили в амбар. Утром его посадили в телегу и повезли, приставив к ребрам дуло винтовки.
Они подкатили к двухэтажному каменному зданию с облупленными колоннами, фронтон которого украшало полотно со свастикой.
– Скажи им, что поймали… а, черт! Скажи просто, что по-немецки вяжет. А кто таков, откудова – ниче неизвестно!
– Усек, – робко кивнул младший полицай.
– Мол, так и так, вашебродие – ниче не знаем. Картошку воровал, супротивлялся! Хозяина чуть не зарезал!
Полицай спрыгнул с телеги и помчался докладывать.
Георгия протащили по короткому серому коридору, втолкнули в подвал и заперли в камере.
Через четверть часа его ждал допрос.
– Прошу! – произнес по-русски офицер лет сорока с угловатым аристократичным лицом и прозрачными глазами.
Закованного в наручники Георгия усадили на крепко прикрученный к полу стул. За соседним столом вставлял бумагу в машинку унтер-офицер.
Гауптман закурил сигарету.
Георгий с досадой отметил, что допрашивающий слишком хорошо умеет смотреть в глаза.
– Рассказывайте последофательно: кто ви – имя, фамилие, зфание (если оно есть). Что ви делали в огород? – немец растянулся в ироничной улыбке.
– Или вам удобнее по-немецки? – добавил он на родном языке.
– Я Николай Смирнов, закройщик из Шауляя. – медленно и нарочито коряво заговорил по-немецки Георгий. – Работаю в швейной мастерской по адресу: улица Тильжес, дом девятнадцать. В свой отпуск, получив разрешение от хозяина господина Штайнера, приехал в Белоруссию навестить мать.
– Когда?
– Пять дней назад, – сказал Георгий, помня, что покушение на Моргенштерна произошло немного раньше.
– Имя и место проживания вашей матери?
– Мария Смирнова. Живет в Минске по адресу… – Георгий назвал адрес дома, уничтоженного пожаром.