Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 76

– Кобыла моя. Она ж еще жеребенком санки возила. Санки-санки! Вот и решила, дура, что звать ее так.

Георгий усмехнулся краем рта.

– А ты чего, в полицаях состоишь?

– Почему в полицаях? – вздрогнул мельник.

– А я смотрю, у тебя кляча не реквизированная.

– А че ее реквизировать-то. Она слепая и старая. Не сегодня-завтра околеет.

Остаток пути ехали молча. Минут через десять лошадь сама свернула с дороги на тропинку, едва удерживая телегу, стала спускаться под гору, туда где бежала узенькая речная протока.

Через протоку был перекинут мостик, а рядом на помосте темнела ветхая деревянная хибара и вертелось, поскрипывая, мельничное колесо.

Остановив телегу, мельник заторопился.

– Щас, щас, щас!

Соскочил с телеги и кинулся под помост.

Георгий на всякий случай подошел к хижине. Толкнул дверь, увидел вращающиеся жернова.

«Как бы не сбежал!» – мелькнула тревожная мысль.

Мельник уже возвращался, таща волоком большой грязный мешок. Жестом предложил зайти в дом.

– Во-от! Все есть!

Мешок оказался набит немецкой одеждой: кителями, брюками, часто с бурыми пятнами впитавшейся крови и грязи. Еще там были две пары сапог, ремни, подсумки, гравированная фляга и коробочка с морфином.

– Чем богат! – скромно улыбнулся уже заметно осмелевший мельник. –  Все за деньги купил. Хотел продать, но…

«Ага, купил!» – хмыкнул про себя Георгий. – «С мертвяков снял! А спрятал, потому что боишься на базар вынести!»

Георгий умылся в реке. Одел новые штаны, выпачкав их мучной пылью, и сапоги, прикрыв голенища штанинами. Куртку забрал у мельника.

С горестно-услужливой улыбкой мельник отдал Георгию краюху хлеба и, обращаясь исключительно на «вы», принялся вздыхать про тяжелые времена и невыносимость безденежья.

Георгий вытащил из кармана двадцать рейхсмарок и бросил на пол. У мельника выкатились глаза.

– До станции далеко?

– Да километров десять. Во-он туда, в обратную сторону по дороге.

Георгий многозначительно поднес палец к губам. Мельник вздрогнул как от озноба и бешено замотал головой.





– Нет, нет, что вы! Провалиться мне! Господь свидетель!

Напоследок Георгий забрал у него большой десантный нож-стропорез, зажигалку, огарок свечи и кисет с табаком. Вышел, слыша, как торгаш тут же бросился собирать с пола деньги.

Конечно же, он не собирался идти на станцию, но важно было, чтобы мельник видел и поверил.

Пройдя по дороге метров сто, Георгий свернул в лес и пошел на восток с расчетом выйти к параллельной дороге на Лисово.

Он почти не сомневался, что идет верным путем, примерно помня карту местности.

«А ведь можно было поискать и пистолет…» – вспоминая мельника, с сожалением подумал Георгий. – «Может, у него и нашлось бы. У таких обычно все есть. Не догадался, черт!»

Горечь упущенного шанса заметно омрачила радость от удачи.

Георгий зажег самокрутку. Желание курить исчезло, стоило дыму раздразнить голодный организм.

Совсем рядом закаркала ворона. Георгий остановился, почему-то изумившись этому крику. Он не помнил, когда последний раз встречал ворон в лесу.

Черная как сажа птица сидела на низком кривом суку и самодовольно горланила, разевая свой острый клюв:

– Кр-р-ра! Крак-кра!

– Кра-кра… – повторил Георгий, осознавая, что птица смотрит прямо на него.

Над головой пронеслись еще насколько теней. Три или четыре вороны расселись на ветвях и грозно закаркали, вперив в Георгия свои неразличимые глаза.

Это было похоже на бред.

«Иди за воронами!» – вспомнились слова незнакомца из сна.

– Да пошли вы! – пробормотал Георгий, теряя равновесие.

Он смотрел на ворон, и вдруг понял, что перед ним не черные птицы, а зрачки в глазах, нарисованных тонкими линиями ветвей на белом полотне неба.

Ему стало страшно. Страшнее даже, чем тогда в болоте.

Георгий отступил на шаг. Вдруг осел на землю, продолжая видеть над собой эти необъяснимые каркающие глаза. И потерял сознание.

Его пинали под ребра. Георгий очнулся и понял, что кошмар прошел. Зато над ним теперь горой высился человек с землистым лицом в косматой полуседой бороде. На нем висели длиннополые, бывшие когда-то шинелью, серо-бурые лохмотья. На ногах грязные обмотки и лапти. В руке обрез трехлинейки.

– Ты хто таки, га? – недобро промолвил бородач.