Возвращаясь к себе

- Подождем? Мать больная весь вечер должна терпеть этот бедлам?

Никуда не денешься, придется идти беседовать с соседом. С трудом снова влезаю на каблуки. Можно, конечно, пойти в чем-нибудь попроще, но так я буду хоть немного повыше.

Поднимаюсь на 8-ой этаж, стучу в металлическую черную дверь. Здесь даже стены вибрируют от басов.

Открывает этот секс-гигант голый по пояс и почти в невменяемом состоянии. Он таращит на меня свои рыбьи глаза и не узнает. Ну да, я ведь обычно в спортивном костюме сюда захожу, однажды в кардигане закрытом, а сейчас не додумалась куртку накинуть, приперлась в блузке с декольте. Только открываю рот, чтоб высказать претензии, он выдает:

- Ух ты!

- Максим, - начинаю с чувством, серьезно, как будто на переговорах с клиентом беседую, - понимаете…

- Давай на «ты», - перебивает он, и меня обдает густыми спиртовыми парами.

- Не важно, - пытаюсь отодвинуться.

Он пододвигается, нагло заглядывая мне за блузку и вдруг притягивает к себе.

- У меня, оказывается, соседка такая… - не обращая внимания на сопротивление тянет меня в квартиру.

- Максим, отпустите, с ума вы сошли!

- Посидим, поговорим.. – шепчет он мне в шею, похотливо лапая спину, больно выкручивая руки.

И я понимаю, что еще немного и он затащит меня в квартиру, а там мне уже никто не поможет.

От этой мысли по спине бежит холодок. Не медля ни минуты, бью этого пьяного козла ногой в пах, он отпускает мои руки, и я мчусь сломя голову вниз по лестнице. Влетаю в квартиру и закрываю дверь.

Алексей

Люблю осень. Мозги, наконец, перестают плавиться, работается спокойно, люди адекватные. Серьезное дело стараюсь начинать именно осенью.

Уже неделю я думаю, что делать с «Атакой». Стоит – не стоит ввязываться. Там потребуются серьезные вливания. Бывший владелец размахнулся и не смог завершить проект – деньги кончились. Бар мне достался дешево, в кризис, но чтоб заработал и начал приносить прибыль, боюсь, нужно в 2 раза больше.

Можно, конечно, попросить у отца, он не откажет, но, во-первых, я и так ему должен, во-вторых, у отца давно другая семья, дети. И, в принципе, я рад за него, обидно только за мать. Она-то с ним прошла огни и воды, нищету, а он, как встал на ноги, нашел себе помоложе.

Нас он, правда, никогда не бросал, деньги давал стабильно, и все ее лечение оплачивал. Но именно болезнь матери не могу ему простить. Цветущая 35-летняя женщина за несколько месяцев сгорела от рака. Врачи тогда честно сказали: стресс, нервное потрясение, обеспечить покой.

Какой, к черту, покой, когда она каждую ночь выла в подушку, думая, что я сплю и не слышу! После ее смерти я плюнул на все: на учебу, хоть перспективы были отличные, и отец уже выбирал для меня вуз покруче, на футбол и музыку. Все покатилось под гору. Тогда сделал первые татуировки на руках. Из-за них-то в гимназии и устроил драку. Потом опять же отец пристроил в школу, где директором был какой-то его приятель. Вот за это я ему благодарен. Там была Лиза.

Я не сразу обратил внимание на невысокую скромную девчонку, вечно одетую как из секонд хенда. Понравился только прямой умный взгляд без кокетства. А однажды услышал, как она читает стихи. Что это было? По-моему, Блок, что-то про девушку и церковь. Я, кажется, рот открыл от удивления, так меня поразила эта недотрога.

Она мне напоминала мать, хотя внешнего сходства не было совсем. Мать была яркой брюнеткой. Короткое каре, гладко уложенные жесткие волосы. Мне от нее достались такие же. Однажды стригся в парикмахерской, мастер удивлялся: «О вашу проволоку ножницы можно сломать!».

А Лиза – вся тоненькая, изящная с пушистыми вьющимися волосами. Как она только их не прятала, на висках они все равно выбивались и вились мелкими кольцами.

Она была такая же добрая, наивная, как моя мать. Я заговорить, прикоснуться к ней не мог – запачкать боялся. Еще мамаша ее, мегера. Сам я ее только пару раз видел, но ребята рассказывали, что она Лизу как в тюрьме держит.

Думал: на выпускном приглашу на танец и предложу встречаться. А она взяла и не пришла. Вот я тогда напился! До сих пор вспоминать тошно. Хотел идти к ней под окна, хорошо, отец приехал, не пустил, привел в чувство. Тогда решил: если уходит – значит, не мое.

Встреча в клубе всколыхнула что-то. Вот и с «Атакой» решил разобраться: надо оно мне вообще или нет. В понедельник созвонился с Ивашкиным, договорился о встрече. Пусть проект разработает, обсчитает затраты, а там посмотрим.

Через неделю Ивашкин пригласил в офис.

Бреюсь, собираюсь тщательно, как на свидание. Зачем? Из-за Лизы? Психую и стягиваю пиджак, одеваю привычные джинсы, майку, кожанку и выхожу из квартиры.

Садясь в машину, любовно поглаживаю руль своей БМВ. Пашка только в среду соизволил пригнать мне ее. Приехал довольный такой, сияющий, глаза пьяные, видно, Милка постаралась.

Офис Ивашкина находится в многоэтажке почти в центре города. Прохожу на ресепшн, где на меня удивленно смотрит худющая длинноногая секретарша в закрытом прямом платье с фигурой, которую в народе называют «доска». Невольно задерживаю на ней взгляд чуть дольше обычного: когда она поворачивается ко мне спиной, не вижу разницы между передом и задом.

- Здравствуйте, - мурлычет она. – Вам назначено?

- Добрый день. К Сергею Николаевичу по поводу проекта.

Она, больше ничего не спрашивая, по-видимому, смущаясь моего бандитского вида, звонит Ивашкину и просит меня пройти в его кабинет.

Первое, что вижу, открывая дверь, –удивленно распахнутые глаза Лизы. Ивашкин сидит в кресле и что-то показывает ей на мониторе компьютера, она рядом на стуле. Сейчас она совсем другая: волосы подняты, шея открыта, стиль одежды деловой. Кажется, оба удивлены.