Страница 3 из 16
А на следующий день, уже поздним вечером, позвонила Елена Дмитриевна и сообщила, что произошла ужасная трагедия. С наступлением темноты Омельев в очередной раз устроил сожжение своих картин, предварительно приложившись безо всякой меры к бутылке. Затем, будучи, очевидно, в невменяемом состоянии, побежал к Аничкову мосту и бросился в воду. Спрыгнул он так неудачно, что ударился головой о нос большого прогулочного катера, который как раз выплывал из-под моста. Словом, когда этого безумца подняли из воды, он был уже мертв. Этот случай показали даже в телепередаче о городских происшествиях. Вот что еще: выяснилось, что Олег сжег на этот раз не какую-то часть своей коллекции, а все картины, до единой. Если бы не внезапная прихоть живописца, буквально силой навязавшего мужу «Банковский мостик», то погибла бы и эта картина. Чудом уцелев, она так и висела у нас на стене, как память о художнике, который, по мнению мужа, служил искусству в меру своего так и не раскрывшегося таланта. Прошло два года. Мы практически перестали вспоминать об Омельеве. И вот… – Виноградова запнулась.
– И вот, – повторил Пережёгин.
– Вчера днем мне на работу позвонил встревоженный муж. Он сообщил, что ему только что звонила тетушка. По ее словам, в коммуналку с утра нагрянули полицейские, большей частью в штатском, и начали расспрашивать жильцов об Омельеве, о том, с кем он общался и кому в последнее время продавал или дарил свои картины. Муж предложил, чтобы мы оба немедленно отпросились с работы и встретились дома для серьезного разговора. Он считал, что имеет смысл добровольно обратиться в полицию и сообщить, что у нас есть одна из последних работ Омельева. Он добавил также, что ему лично абсолютно непонятен этот внезапный интерес правоохранительных органов к творчеству забытого уличного художника, но, видимо, для этого есть какая-то весьма веская причина.
Алексей приехал домой первым. Когда я поднялась в квартиру, то нашла его в спальне. С отрешенным видом он стоял у кровати и смотрел на пустое пятно на стене. Да и я не сразу поняла, что картины на привычном месте нет. Она исчезла. Придя в себя, я бросилась проверять наши домашние тайнички. Документы, деньги, драгоценности – всё было на месте. Исчез только «Банковский мостик», хотя рядом с ним висели более ценные полотна.
– Позвольте! – прервал ее Пережёгин. – Не было холста, но рама-то оставалась?
– В том-то и дело, что не было ничего. Ни холста, ни рамы.
– Каким же образом рама оказалась у вас?
– Объясню чуть позже, чтобы не прерывать хронологии событий. Не прошло и четверти часа, как во входную дверь требовательно постучали. Приехала полиция. Стражи закона тотчас принялись расспрашивать мужа о картине. К уверениям, что «Банковский мостик» похитили именно в этот день, может, только что, они отнеслись скептически. Алексею объявили, что он задерживается по подозрению в причастности к хищению ценного произведения искусства. Его увели. А у меня взяли подписку о невыезде. Едва за последним из сыщиков закрылась дверь, как я позвонила владельцу турфирмы, где работал муж, и объяснила ситуацию. Владелец заверил меня, что тотчас подключит к делу своего адвоката.
Не зная, чем успокоить себя, я решила спуститься во двор. На площадке первого этажа увидела дворника-гастарбайтера, который держал в руках пустую раму от нашей картины и рассматривал ее. Я налетела на него, как коршун, и потребовала объяснений.
Кое-как, с грехом пополам, мешая русские и узбекские слова, перепуганный дворник сообщил, что нашел эту раму перед дверью в подвал, где он хранил свой инвентарь.
Очевидно, похитители торопились, подумала я, либо же опасались задерживаться в квартире даже на пять минут. Возможно, они были в курсе того, что мы с мужем должны вот-вот вернуться домой, и предпочли вырезать холст из рамы в подвальной нише, где их никто не мог бы заметить. Затем свернули холст в рулон, засунули тот в тубус и спокойно вышли на улицу.
Пережёгин какое-то время обдумывал услышанное.
– В этой истории много странностей, и их следует зафиксировать, – сказал, наконец. – Первая странность: художник подарил картину вашему мужу и на следующий день погиб, а перед этим сжег весь свой творческий багаж. Очевидно, что Омельев чего-то опасался. Но почему уцелел именно «Банковский мостик»? В этом, несомненно, есть некий скрытый смысл. Вторая странность: спустя два года после смерти неведомого широкой публике уличного художника «антикварный» отдел полиции внезапно заинтересовался его творчеством. С чего бы вдруг такое внимание? Третья странность: именно в тот момент, когда сыщики опрашивали жильцов коммуналки, как возможных свидетелей, кто-то похитил разыскиваемую картину из вашего дома, притом, в большой спешке, словно опасаясь, что его застанут на месте преступления. Складывается впечатление, что вор, а точнее, заказчик этой кражи, имел своего информатора в «антикварном» отделе. Между прочим, тот сильно рисковал, передавая сообщение непосредственно из коммуналки. Значит, «Банковский мостик» – картина не простая, а с каким-то секретом. Кстати, дверь вашей квартиры была взломана?
– В том-то и дело, что нет. Краешком уха я слышала разговор двух полицейских касательного того, что на замке нет никаких царапин, его, мол, определенно открывали «родным» ключом. Как я понимаю, это обстоятельство тоже играет против Алексея.
– К сожалению, это так, – кивнул Пережёгин. – И всё же с ключом разобраться можно. Пока же, честно говоря, меня больше всего ставит в тупик четвертая странность: кто тот источник, от которого полиция узнала, что Омельев подарил картину именно вашему мужу? Ясно только одно: источник находится внутри коммуналки, это один из жильцов. Итак, имеем огромное коммунальное общежитие, где люди ежеминутно, особенно по вечерам, после окончания рабочего дня, снуют туда-сюда, входят и выходят с ведрами, сумками, пакетами и прочим хозяйством. Это мельтешение, как правило, надолго не задерживается ни в чьей памяти. Но кто-то всё же приметил, что ваш муж выносит именно картину, хотя та, как я понимаю, была упакована и перевязана, верно? Однако этот «кто-то» не только приметил картину в руках Алексея, но и твердо помнил об этом факте на протяжении двух долгих лет, и при появлении полиции сообщил ей об этом. Скажите, этим источником не могла быть тетушка вашего мужа?
– Елена Дмитриевна? Ну, что вы! Тетушка никогда не сделала бы ничего такого, что могло бы принести хотя бы косвенный вред Алексею. Кроме того, она, полагаю, вообще не догадывалась, что Алексей получил от Олега подарок. Это действительно странно, но, по словам мужа, дело было так. Он попрощался с тетушкой и уже находился на выходе из коммуналки, когда его догнал Олег и вручил ему картину, завернутую в упаковочную бумагу и перевязанную шпагатом. Скорее всего, никто из жильцов не видел этой сценки. А если и видел, то вряд ли имел основания удерживать ее в памяти.
– Хм, – крякнул Пережёгин, – значит, загадка спрятана глубже, чем могло бы показаться. Ладно, не будем бежать впереди паровоза. Итак, имеем четыре странности. Да еще эта рама. Кстати, Ирина Сергеевна, а почему вы не отнесли раму в полицию?
– Боюсь, что тогда меня арестовали бы, как соучастницу, и я лишилась бы возможности помочь мужу. Обратившись же к вам, я не теряю надежды. Но подождите, Петр Мефодьевич. Это еще не все странности, ведь мой рассказ далек от завершения. Возможно, по его ходу вы получите некоторые ответы.
– Ну, так продолжайте, – поощрительно кивнул он.
Глава 3. ДВА ПОРТРЕТА
Виноградова достала из сумочки конверт, а из него извлекла два карандашных рисунка. Придвинула их по столу к Пережёгину со словами: – Полагаю, именно эти люди побывали в нашей квартире и выкрали холст.
«Народный эксперт» всмотрелся в рисунки.
На одном из них был изображен мужчина зрелых лет с грубоватой, даже «топорной» физиономией. Второй рисунок изображал красивую молодую брюнетку с тонкими чертами лица.