Страница 2 из 26
К тому же, вне этих ужасных вспышек, муж был внимательным и нежным, стремящимся окружить её заботой и вниманием, угадывающим любое желание Элис. Он готов был едва не кормить её, умоляя о прощении на коленях, и чуть ли не сам носил на руках, чтобы искупить эти приступы ревности. Осыпал подарками и вниманием. И только овладевал ею с той же жадностью, жестокостью и властью, словно жажда к ней не оставляла в нем места для нежности.
И Элис молчала. Терпела. Запиралась в лаборатории, единственном месте, казалось, не вызывающим у Николо подозрений. Создавала ароматы для заказчиков, получая одобрение мужа, так как это упрочняло их положение, да и достаток. А сама наслаждалась своим даром и любимым делом.
Но и этой отдушины она вскоре была лишена. И все из-за своей же Силы и дара.
Постоянно с момента, когда она очнулась от своего странного затмения сознания, Элис преследовал аромат. Холодный на поверхности, терпкий в сердце. Горьковатый и затягивающий. Он клубился вокруг, заставляя Элис метаться в попытках собрать все его составляющие вместе. Создать единую композицию. Но, несмотря на то, что она повелевала ароматами, обладая едва ли не самым сильным даром среди всех в своей семье, ей это не удавалось.
Ей никто не заказывал этого аромата, никто не платил за его создание. Это был явно мужской запах. И он совершенно не подходил Николо. Элис даже не представляла, почему не может избавиться от наведённого марева этого запаха. И сама не зная почему, держала в тайне все свои, неудачные в общем-то, попытки воплотить этот аромат в парфюм.
Но Николо все равно узнал.
Элис буквально заболела ароматом, посвящая все больше времени ускользающей композиции, пропиталась составляющими. Её руки, одежда, волосы пропитались ветивером и бергамотом, тягучим мхом и горьким грейпфрутом, которые она никак не могла собрать в верной пропорции, стараясь угадать все компоненты. Видимо, Сила действительно вырвалась из-под её власти, уже повелевая хозяйкой. А она все больше времени проводила в своей лаборатории. Почему-то Элис казалось, что создай она этот парфюм – и наваждение испарится, к ней вернётся самообладание и память о том времени, между Гимназией и замужеством. И она сможет успокоиться, вновь подчинить себе собственный разум.
Но ничего не выходило. А её одержимость работой и эта смесь ароматов утвердили мужа в мысли, что Элис старается для конкретного мужчины. Её же отрицание данного факта лишь разожгли его гнев и бешенство...
В тот раз, впервые, пришлось вызывать целителя. Николо сказал, что в их дом проникли воры, которые разгромили лабораторию его жены, а когда она спустилась, услышав шум, напали и на Элис, стремясь скрыть свое преступление. Его в тот момент дома не было.
Слуги подтвердили рассказ хозяина, они служили в этом доме и его семье долгие годы. Именно они, якобы, спугнули бандитов, сбежавшись на крики хозяйки. Они же вызвали хозяина домой.
На самом деле никто и никогда не отзывался на её стоны и крики. Стены этого дома, как и все его жители, казалось, были глухими и немыми.
В тот раз он не успел попросить прощения. Николо арестовали этой же ночью, в странной, гнетущей тишине, когда она спала, забывшись после чар целителя. А проснувшись, пораженная Элис не знала, что отвечать раздавленной свекрови, да и своим родителям. Она ничего не знала о делах своего мужа, он никогда не сообщал ей о том, куда идёт, с кем встречается или чем занимается. Владея силой металлов, Николо вроде бы занимался финансами, помогая распоряжаться богатствами тем, кто не имел подобного чутья и дара. И у неё никогда ранее не было повода предполагать, будто бы муж связан с изменниками.
Впрочем, кроме родни и знакомых, никто не расспрашивал Элис. Её не вызывали на допрос и никто более не являлся к ним в дом с обысками или в поисках каких-то тайных документов. Саму Элис также никто не трогал и, казалось, ни в чем не подозревал. Ей даже разрешали раз в две недели посещать мужа. Правда, ему она сказала, что свидания разрешены не чаще раза в месяц, и то, с позволения тех, кто занимается его делом.
Ей было жаль Николо. Она даже любила его, наверное. Никогда не изменяла и была предана, несмотря на его вечные подозрения. Но просто не могла теперь подавить в себе ужас и, вероятно, ненависть, вспоминая, как безжалостно он наказывал её за то, чего Элис никогда не делала.
И все-таки сейчас она шла по длинному и пустому, холодному коридору, направляясь на аудиенцию к Хранителю, чтобы попытаться узнать, в чем обвиняют её мужа. И сделать все, чтобы освободить его. Это было требование самого Николо. Он велел ей освободить его любой ценой. И смотрел при этом так, словно был уверен, что Элис придётся отдаться Хранителю ради этого: уже подозревая и злясь, наполняя свое сердце ревностью. Она ощущала. И это вызывало злость, усиливало ненависть. Хотя, о боги, Элис никогда не слышала, чтобы Хранитель требовал чего-то подобного от своих подданных просто так или в ответ на их просьбы о чем-либо. Не знали о таких случаях и все те, кого Элис посмела вчера расспросить о подобном. И все же, провожая её, Николо с силой сжал и так ноющее после его «ласк» плечо, и сказал, чтобы она не смела предавать его чести.
Богам лишь ведомо, что заставило её в тот момент посмотреть на него и спросить:
- А если для твоего освобождения именно это и потребуется?
Может быть, просто устала молчать и бояться.
В ответ на вопрос на её щеке появился новый синяк и звенящая головная боль, о которой Элис успела позабыть за эти три месяца. А ещё в глазах мужа загорелся такой гнев, что лишь появление стража, огласившего конец отпущенного им времени, уберег Элис от нового визита целителя, кажется.
И все же он ничего не сказал и не опроверг её вопроса. Значило ли это, что Николо готов был принять такую цену?
Элис вдруг споткнулась, хоть полы в коридорах управления Хранителя были ровными и не скользкими. А что, если ей, действительно, придётся рассчитываться именно так за свою просьбу? Если именно такую цену запросят?