Страница 37 из 97
Снег валил не переставая, бесшумно ложась на землю, скрывая черепичные крыши, кутая деревья. Сквозь густую белую пелену можно было разглядеть огоньки в окнах, уличные фонари освещали дорогу, ведущую к замку. Одинокий путник, укутанный в плащ так, что лишь глаза сверкали в синем сумраке, медленно брёл по снегу, иногда специально вороша пушистые комья носком сапога. Дорога повела вперёд, а путник свернул влево, уходя к многочисленным одноэтажным постройкам, в некоторых из которых горел свет.
Остановившись у двери, эльф коснулся незаметного камня и легко толкнул дверь. Она распахнулась, и снег с готовностью влетел первым, оседая на каменном полу прямо у входа. Пройдя внутрь, путник захлопнул дверь, а потом сбросил плащ, облегченно выдохнув. В неверном снежном свете белые волосы загорелись ярким пятном. Вскоре дом осветился несколькими свечами, а в камине уютно затрещал огонь, разгоняя промёрзший воздух.
Аэрин глубоко вздохнула и упала в кресло, вытягивая ноги в тёмно-синих ботфортах к камину, бездумно наблюдая за лужицами, которые моментально появились под её пятками. Наверху заворочалась белка — невольная соседка эльфийки, пришедшая осенью и не пожелавшая уходить. Где-то на чердаке она свила своё гнездо и теперь изредка спускалась вниз, осторожно садясь на каминную полку, и неспешно грызла приготовленные шишки и орешки, поглядывая на Аэрин чёрными глазками.
— Спускайся, — позвала Аэрин, подняв голову наверх, пытаясь разглядеть белку среди балок и сплетения подвешенных к ним пучков трав. Но сегодня белка не спешила разделять её одиночество, и Аэрин оставалось лишь вздохнуть и стянуть с себя высокие сапоги. В этом доме ей было уютно. Как никогда и нигде. В этом диком и древнем крае она нигде не чувствовала себя хорошо так, как здесь. Аэрин честно пыталась понять его. Понять, за что его так любят синдар. Она пыталась полюбить непроходимые чащи и звенящие ручьи, научиться дышать густым лесным воздухом, иногда тяжелым и дурманящим, иногда — лёгким и прозрачным, пропитанным хвойным ароматом и еле слышным запахом земляники. Она почти смогла полюбить его, знала, что вот-вот перестанет тосковать о море, забудет бескрайний бирюзовый простор и крики чаек над водой. Почти. Но иногда Аэрин охватывала тоска по дому, по белоснежным ракушкам и хрусткому песку под ногами, по тёплым волнам, ласкающими ступни, по водорослям, оплетавшим прибрежные камни и упоительно пахнущим по утрам. И тогда она убегала к себе в дом, сворачиваясь в клубок, и плакала горько и безнадежно, не понимая, что она здесь делает. Ради чего это всё?! И тогда дом слушал. Молчал, вздыхал, поскрипывая деревянным потолком, дышал теплом камина, и ей становилось легче. Всегда становилось.
Сегодня, благодарение Ульмо, был не такой день. Сегодня Аэрин просто вернулась домой с дежурства, на котором провела неделю, объезжая близлежащие леса, готовясь к весенней поездке Владыки в Пущу. Ей было в радость делать это. Быть полезной. Знать, что нужна. Аэрин видела — ей не лгали, её действительно ценили, ею гордились, её уважали. Она давно забыла, что когда-то могла часами бродить по берегу моря, распевая песни, и собирать ракушки и цветные камни, чтобы потом делать из них украшения.
Невольно улыбнувшись, Аэрин поднялась и прошлепала босыми ногами по полу, присев перед большим сундуком — единственным, который она привезла с собой из Балара. Здесь хранились её сокровища: несколько платьев, что шили подруги-фалатрим, чертежи, забытые, незаконченные — когда-нибудь она обязательно к ним вернётся. А ещё здесь лежала маленькая шкатулка, украшенная перламутром. Её-то Аэрин и искала и, удобно устроившись в глубоком кресле перед камином, плеснув в кружку горячего чая, подняла крышку.
Здесь лежали сваленные в груду заколки, браслеты, кольца, ожерелья. Всё — из дома. Из Фаласа, из Балара. Вот это коралловое ожерелье ей подарил брат, а эту пару браслетов — родители. Глаза Аэрин быстро наполнились слезами, она мягко улыбнулась воспоминаниям, которые уходили всё дальше, больше не причиняя боли. Осторожно выкладывая на подлокотник серьги, кольца, броши, Аэрин улыбалась, вспоминая каждую безделушку и историю, с ней связанную. Здесь хранилась почти вся её жизнь, в каждом предмете. Её память.
Взгляд невольно скользнул вглубь шкатулки, и Аэрин прищурилась. Потянула пожелтевший листок, сложенный вчетверо, лежащий на дне под слоем украшений. Развернула.
Она. Извечная соперница. Как можно бороться с той, кого уже нет? С листка на Аэрин смотрела жена Трандуила, нолдиэ, что бросила его при смерти и предпочла изгнание жизни с мужем. Раньше Аэрин часами смотрела на её лик, пытаясь разгадать её загадку, понять, чем же она так пленила Трандуила, его сердце, его душу. После того как нолдиэ исчезла с Маглором, Аэрин будто и вовсе забыла о ней. Поначалу было не до этого — собственные увечья затмевали всё вокруг. А после она забыла о ней, как о ненужной помехе, что осталась где-то далеко на задворках памяти.
Но сейчас она снова смотрела на неё, и Аэрин казалось, что соперница торжествующе улыбается. Она была первой во всём. И знала об этом. Может, это был лишь плод воображения Аэрин, но она всегда считала, что Нарэлен над ней издевается. Встреться они хотя бы раз, Аэрин бы с радостью высказала сопернице все, что о ней думает. Здесь всё было по-другому. Аэрин всё чаще приходилось становиться свидетельницей фривольных рассказов нандор, которые удивлялись морали синдар, не желающих даже поцеловаться без любви. Здесь всё было легче и проще, и Аэрин всё чаще склонялась к мысли, как было бы легче им всем жить, прими синдар обычаи лесных эльфов. Как всё было бы легче…
***
— Кажется, на сегодня всё. — Орофер снял серебряную корону, украшенную снежинками из горного хрусталя, и устало потёр виски. — Мне казалось, этот день никогда не закончится.
— Тебе нужны советники. — Эннель с укором посмотрела на мужа, оторвавшись от книги, которую читала. — Сварн, Трандуил, Синголло — этого мало.
— У Тингола было только три советника, — хмуро проговорил Орофер, снимая с плеч серебряную мантию, сверкающую льдистыми искрами.
— У Тингола было много советников, — не согласилась Эннель, откладывая чтение в сторону и подходя к мужу. — Ты хочешь успеть везде и во всём, но пока это невозможно. Ты не можешь быть одновременно везде и сразу. А на кого ты оставишь город, когда уедешь весной?
— На тебя, моя королева, — улыбнулся Орофер, легко целуя жену в лоб. — Уверен, ты справишься не хуже меня.
— Я-то справлюсь, — проворчала Эннель и обняла мужа, прижимаясь к нему. — Но ты не удивляйся потом тому, что у тебя увеличится количество придворных.
— Я полностью тебе доверяю, — прошептал Орофер ей в волосы. — Ты даже не представляешь, как я мечтаю поскорее отсюда уехать.
— Понимаю. — Эннель помолчала. — Ты привык к разъездам за последние годы.
— А раньше столетиями не покидал Менегрот, — невесело улыбнулся Орофер.
— Тебе надо устроить охоту по возвращении. — Эннель подняла глаза на мужа. — Шумную, такую, какая была в Дориате. И вообще, надо подумать о праздниках. О том, как часто и долго их справлять. Надо закладывать традиции, на которых будет держаться королевство. К тому же нандор любят праздники.
— У нас есть несколько праздников, — нахмурился Орофер. — Думаешь, этого мало?
— Мы отмечали их несколько раз, думаю, никто и повода-то не запомнил. Нет, тут нужно что-то другое.
Эннель воодушевлённо прошлась по комнате, легонько постукивая себя по губам кончиками пальцев. Орофер, опустившись в кресло, с затаённой гордостью наблюдал за женой.
— По одному празднику на каждое время года. Их можно отмечать с размахом, дня по три. Пир в честь начала цветения деревьев, в честь первых опавших листьев, в честь первого урожая и первого снега. Думаю, тут можно ещё отмечать день основания государства, день зачатия короля и день памяти. Да, день памяти нужен обязательно! Для всех, кто потерял близких в войнах. Пир Звёздного Света.
— Не слишком ли много веселья? — приподнял бровь Орофер. — Эдак мы только и будем делать, что плясать и пить. Никакого вина не напасёшься.
— Веселья много не бывает, — оборвала его Эннель. — К тому же я перечислила основные праздники, постоянные, а будут ещё и мелкие, незначительные, вроде королевской охоты, балов и, раз в четыре года, турниров. Да! — Глаза Эннель вспыхнули, и она хлопнула в ладоши. — Турниры! Состязания в силе и ловкости! Об этом будут говорить годами, готовясь к новому турниру. На них будут приезжать из Лоринанда, а после, со временем, и из Митлонда. А почему нет? — Она посмотрела на недоверчиво хмыкнувшего Орофера. — Вот скажи, неужели ты бы не хотел поучаствовать в подобном?
— Думаю, захотел бы, — протянул Орофер, постепенно заражаясь энтузиазмом Эннель. — И когда ты предлагаешь его устраивать?
— Думаю, подойдёт конец лета. Когда погреба полны, а молодое вино ещё бродит. — Эннель подбежала к небольшому столу, схватила пергамент и карандаш и забралась с ногами на кровать, покусывая кончик пера. Орофер сел рядом, наблюдая, как она выводит названия праздников и приблизительные даты.
— Думаешь, охоту надо устраивать так часто? — Он нахмурился.
— Уверена, — пропела Эннель, продолжая записывать.
За окном тихо падал снег, а король и королева Великой Пущи сидели на кровати, голова к голове, обсуждая нововведения в королевстве.