Охотница

Новый автобус, длинная прямая улица то в гору, то под гору, частные красивые дома в три этажа сменились внушительными высотными зданиями. Потом небольшими, но изысканными особняками. Замелькали витрины бутиков и вывески баров фешенебельной Марины. И вот я вылезла из автобуса и пошла пешком.

Авила-стрит оказалась маленькой улочкой, выходившей прямо к набережной. Дом мистера Пейджа стоял в самом конце, одним кремовым боком глядя на газон, отделявший бульвар Марина от залива. Вход располагался со стороны улицы, к высокому крыльцу вели ступеньки за калиткой в узорчатой решётке. Двери в гараж располагались отдельно. В небольшом садике между крыльями дома торчал флагшток с полосатым полотнищем на вершине.

Итак, дом покровителя Бошняка-Шишкоффа я нашла. Что дальше?

Я неторопливо обошла квартал по периметру, убедившись, что все дома и окружающие их небольшие участки плотно прилегают друг к другу, и без нарушения границ частной собственности к жилищу никак не подойдёшь. А учитывая, насколько состоятельные люди тут живут, наверняка и сигнализация имеется. Всё тем же прогулочным шагом я вышла на бульвар, обошла газон и поглядела на водную гладь. Слева, не так уж и далеко, просматривались знаменитые Золотые Ворота, но над морем висела серая дымка, и мост тонул в ней, сливаясь с горизонтом. Я прислонилась к балюстраде и окинула взглядом ряд выстроившихся передо мной вилл.

Входная дверь дома Пейджа отсюда ещё просматривалась, а вот гараж – уже нет. Чтобы видеть их оба, нужно быть на самой Авила-стрит, но как и где устроить наблюдательный пункт? В соседний дом не влезешь, а места для парковки на улице нет. Скорее всего, если не сам миллионер, то его респектабельные соседи, увидев, что незнакомый автомобиль стоит и стоит прямо под окнами, вызовут полицию – просто на всякий случай. Да и незнакомый человек, торчащий на этой сонной улочке, неизбежно привлечёт к себе внимание. Это вам не центр Москвы, где никому ни до кого нет дела. Состоятельные американцы хотят был уверенными, что их покой никто не потревожит. Даже со стороны бульвара не пристроишься – разве что на одной из покачивающихся за балюстрадой яхт.

Я вздохнула. Даже не в трудностях наблюдения, вполне преодолимых, было дело. А в катастрофической нехватке времени. Не будь у меня конкурентов, я могла бы спокойно следить, потихоньку выявлять все ниточки, проверять все контакты мистера Пейджа – и в конце концов нашла бы искомое. Но конкуренты у меня были – и не слабее меня самой. Соревнование, кто у кого перехватит добычу, было в самом разгаре, и для Макса с Женей оно в любой момент могло обернуться гонкой со смертью. Вопрос был лишь в том, как быстро другие Охотники выявят «американский след». Вполне возможно, что они уже летят сюда, чтобы в свою очередь поинтересоваться самочувствием Джона Пейджа. А может, уже прилетели.

Надо как-то форсировать события – но как?

Может, устроить провокацию?

Через полчаса план был готов. Не самый лучший, прямо скажем, но простой – и я ничего не теряла в случае неудачи. Если не выйдет, пойдём долгим проверенным путём, ничего не поделаешь.

Почтальон зимой приезжает ещё в темноте, так что я чуть не пропустила машину почты. Но всё же сумела зафиксировать, как он опускает в ящик целую кипу конвертов. Как бы мой в них не затерялся, тем более что лежит он на самом дне. Простой конверт, с адресом и маркой, всё как положено, но я не стала посылать его по почте, а бросила в ящик собственноручно за полчаса до приезда почтальона. Внутри конверта лежал лист бумаги с одной-единственной, карандашом нацарапанной фразой, навеянной небезызвестным фильмом ужасов:

«Я знаю, что вы его прячете».

Больше ничего. Никаких указаний, кого «его» и кто именно прячет, так что в случае чего всегда можно сказать, что это, мол, была неудачная шутка. Но если мои подозрения верны, то мистер Пейдж поймёт, что я имею в виду, и если мне повезёт, то задёргается.

Часа через два начало светать. Пока была темнота и сумерки, я просто прогуливалась по кварталу и окрестностям, время от времени отпивая кофе из взятого с собой термоса. Едва ли сейчас кто-то из обитателей этих роскошных домов сидит у окон, высматривая прохожих. Когда же наконец рассвело, настала пора заняться маскировкой. Предыдущий день был потрачен на походы по магазинам, и не зря. Правда, и выданная мне карточка оказалась изрядно опустошена, но, надеюсь, Женя мне это простит.

На углу улицы и бульвара встал мольберт. Я не зря некоторое время была подругой художника – кой-какие знания, слушая увлечённые рассказы Макса, я всё-таки почерпнула. Бумага, краски, кисточки, палитра, набор угля для рисования… Хочется надеяться, что художницу, решившую заняться живописью прямо на улице, не шуганут. Или хотя бы шуганут не сразу. К дому я сидела боком, решив сделать вид, будто рисую пейзаж с мачтами яхт. На моё счастье, сегодня по большей части светило солнце. И, хотя в рисовании я ноль без палочки, следующие несколько часов я честно малевала то углём, то красками на листах бумаги то, что видела перед собой. Во всяком случае, пыталась. Что сказал бы о моих потугах Макс, и думать не хотелось.

Немногочисленные прохожие обходили меня, то равнодушно, то поглядывая с любопытством. Но погнать так никто и не погнал. Только однажды, когда я сделала перерыв, чтобы перекусить чем бог послал, то есть прихваченными бутербродами, какая-то пожилая дама очень доброжелательно посоветовала мне пройти к западу, где открывается потрясающий вид на мост. Я с улыбкой поблагодарила, и объяснила, что мост я уже рисовала, а сейчас хочу сделать серию рисунков разных видов Сан-Франциско при разной погоде. Она понимающе покивала, и мы ещё некоторое время поболтали о том, какой красивый это город и что ещё в нём можно нарисовать, чтобы в полной мере передать его красоту.