Яр

Яр откинулся на спинку кресла и запустил обе пятерни в еще влажные после ванны волосы и сжал голову, как будто пытаясь ужать распиравшую ее информацию. Рубашками он дома пренебрегал, так что я мог наблюдать, как напряглись мышцы груди и рук. До моих бицепсов и трицепсов ему было далеко, но его тело так и дышало мощью. Если я походил на античного Геркулеса Фарнезийского, то Гордеев был Давидом Микеланджело. Потому и в одежде он выглядит обманчиво худым. Здесь мои мысли плавно перетекли на то, что я уже пару недель не был в спортзале, с тех пор как началось это мутное дело Кость. Надо бы уже навестить любимые штанги и тренажеры. Беговая дорожка заждалась, и в бассейн не плохо бы… Незаметно я начал засыпать убаюканный тишиной и мягкостью дивана и едва не подпрыгнул, когда Яр неожиданно подорвался с кресла и начал нервно бродить по комнате, засунув руки в карманы спортивных штанов с размашистой надпись Nike.

— Не складывается что-то, — пробурчал он. — Никак не складывается. А если никак, значит, версия ошибочна… И драгоценности…

— Что драгоценности?

— Кто их взял?

— Ха. Хотелось бы и мне это знать. Найдем камушки, найдем и убийцу. Только вот как их найти?

— Драгоценности это тебе не деньги, они должны всплыть.

Беспокойные метания Яра затихли в проеме двери. Он уперся спиной о косяк, и уставился в потолок. Я крякнул, вставая, поставил остывший кофе на журнальный столик и двинулся в спальню.

— Утро вечера мудренее, — обнадежил я, перешагнул через его голые ступни, и медленно как марафонец после финиша побрел вверх по лестнице.

 

Не знаю, насколько утро было мудрее, но оно было приятным. На улице не по-осеннему ярко светило солнце, и я с удовольствием прогулялся до метро. И даже традиционная утренняя толчея в подземке не испортила мне настроения. И впервые за последние дни я не ощутил сожаления, что машина все еще в ремонте. Никаких экстренных дел не намечалось и я, наконец, сел разбирать бумажные завалы на столе. За этим занятием меня и застал звонок из Зюзинского ОВД.

— У нас тут дама сидит. Перепуганная до крайней степени. Кучерук Елизавета Сергеевна. Она просила вас найти. Вы такую знаете?

— Знаю, — я напрягся, — что с ней стряслось?

— Чуть не упала под поезд в метро, — в трубке послышалось возмущенно-взволнованное женское бормотание. — Да, да, я понял. Говорит, ее пытались столкнуть. Требует вас. Вы хотите с ней поговорить?

— Не отпускайте ее. Я выезжаю! — бросив трубку, я едва не опрокинулся назад, попытавшись слишком резко отодвинуть стул. Чертыхнувшись, я подскочил, подхватил со стола мобильник и уже через секунду щелкнул замком кабинета.

 

Зюзинское ОВД не отличалось оригинальностью — традиционные обшарпанные линолеумные полы, фанерные двери, дерматиновые сиденья, соединенные между собой и напоминающие отрезки рядов из провинциального кинотеатра. Хотя явно просматривались некоторые попытки ремонта — стены до середины были оббиты деревянными панелями, потолки отличались свежестью и белизной. Видимо, у руководящих органов все-таки иногда просыпалась совесть, и они вспоминали о тех, кто призван защищать их покой. Но не слишком часто. На одном из «зрительских рядов» в коридоре обнаружилась сжавшаяся, перепуганная Кучерук. Она сидела, сгорбившись, обхватив сумку руками, и невидящими глазами смотрела в пол. Традиционное пышное гнездо на голове в этот раз походило на не слишком свежий блин.

— Елизавета Сергеевна, вы в порядке? — я присел рядом и почти с искренней тревогой заглянул ей в глаза, — что случилось?

Она вздрогнула и резко повернулась. Узнав меня, с облегчением вздохнула и тут же в уголках ее глаз появились слезы. Никакого намека на сумасшедшинку в них больше не наблюдалось. Она отвернулась, достала из кармана мятый платок и вытерла лицо.

— Я уже рассказала все тому молодому человеку, но мне хотелось, чтобы вы тоже были в курсе. Все-таки мы уже знакомы…

— Так что произошло, объясните.

— Меня чуть не столкнули под поезд метро! — почти прокричала она. — Вы представляете? Я чуть не погибла. Поезда долго не было, и на платформе уже собралась порядочная толпа. И как только показался состав, меня сильно толкнули в спину. Я качнулась вперед и, если бы не мужчина рядом, который схватил меня за пальто и потянул к себе, я бы сейчас была в виде кляксы на рельсах, — женщина с трудом подавила клокочущие в горле всхлипы. — Поезд просвистел прямо у меня перед носом. А вместе с ним и вся моя жизнь. Это было ужасно, ужасно… Я до сих пор дрожу, — ее руки, нервно теребящие когда-то белый платок, действительно заметно дрожали. Кольца на пальцах глухо постукивали, ударяясь друг об друга. Одно из них особенно привлекло мое внимание. Массивное золотое, с большим бордовым овальным камнем, такое легко было представить на руке какого-нибудь средневекового князя. Пальцы у Кучерук были довольно толстыми, неженскими, поэтому на ум приходил именно князь, а не княжна. Женщина перехватила мой взгляд.