Циолковский

Вскоре такая лекция состоялась в одной из больших аудиторий Дома Советской Армии. Зал был переполнен, и много желающих не смогли попасть на нее. Тогда Бориса Сергеевича стали просить опубликовать лекцию в печати. И вот необычайно быстрыми темпами, с помощью слушателей и учеников Стечкина лекция была обработана, и на ее основе Борис Сергеевич подготовил к печати статью «Теория воздушного реактивного двигателя», которая впервые была опубликована в феврале 1929 года в журнале «Техника воздушного флота».

Огромный интерес к многообразным возможностям ракетной техники и необходимости подготовки кадров побудили ГИРД организовать своего рода краткосрочный институт – инженерно-конструкторские спецкурсы. Курс динамики реактивных аппаратов прочел профессор Ветчинкин, курс гидродинамики и газовой динамики – профессор Земский, теории воздушно-реактивных двигателей – Стечкин, экспериментальной аэродинамики – Журавченко, физиологии высотного полета – Добротворский.

Итог этой работы – создание в апреле 1932 года научно-исследовательского центра московского ГИРДа. Именно здесь были проведены интереснейшие эксперименты с воздушно-реактивными двигателями, долгое время составлявшие государственную тайну.

Особенно интересны испытания воздушно-реактивного двигателя на сверхзвуковых скоростях. По предложению Ю. А. Победоносцева, модель такого двигателя, работавшего на белом фосфоре, была размещена в 76-миллиметровом артиллерийском снаряде. Как вспоминает И. А. Меркулов, было изготовлено 10 снарядов с ВРД (воздушно-реактивными двигателями). Артиллерийское орудие образца 1902 года отлично справилось с возложенной на него задачей катапультирования модели.

Одновременно гирдовцы провели исследования пульсирующих воздушно-реактивных двигателей. Все эти испытания существенно подтвердили и обогатили теорию Стечкина.

Сейчас трудно сказать, в какой степени был осведомлен обо всем этом Циолковский. Гирдовцы делились с ним многим, и совершенно бесспорно, что работа «Стратоплан полуреактивный», написанная Константином Эдуардовичем в 1932 году, в известной степени результат успехов в создании теории воздушно-реактивных двигателей.

«Ваша брошюра „Стратоплан полуреактивный“, – писал в июле 1932 года Циолковскому Фортиков, – новый вклад с Вашей стороны. Помещение материалов о ГИРД в рубрике „Отзывы“ чрезвычайно поможет нашей общей работе».

Разумеется, представить деятельность ГИРДов без участия Циолковского невозможно. Архивные документы и рассказы современников рисуют нам взаимоотношения патриарха ракетной техники с теми, кто спешил воплощать его идеи. Циолковский стал особенно нужен своим ученикам. Но тут повторилось то, что уже случилось в годы гражданской войны, когда Константин Эдуардович был избран членом-соревнователем Социалистической академии. Поздно, слишком поздно! Ведь ему уже семьдесят пять лет – три четверти века жизни, более полувека упорной работы. Характерны приписки Константина Эдуардовичу к пышущим энтузиазмом письмам Фортикова, одного из зачинателей ГИРДов.

Печать старости пронизывает заметки Циолковского: «Делаю все, что могу, больше не в силах. Мое руководство – в моих книжках...», «Я ничего не могу сделать, кроме того, что написано в моих книжках. Руководство над Калужским ГИРДом принять не могу...»

И все же, вопреки своим собственным утверждениям, он кое-что делает. Заместитель председателя Ленинградского ГИРДа Я. И. Перельман благодарит Циолковского за присланные им книги. Такую же благодарность шлют в Калугу и москвичи. «Советская общественность», занимающаяся реактивными двигателями,– читаем мы в одном из писем,– ценит Ваши труды и рассматривает их как величайший вклад в сокровищницу науки». Гирдовцы просят прислать еще некоторые книги, сообщают о том, что у них действуют три группы: «жидкостной ракеты, пороховой и группа испытательного стенда и приборов», приглашают Циолковского приехать в Москву.

«Многоуважаемый И. А.! – читаем мы в письме к Игорю Алексеевичу Меркулову.– Я очень сокрушаюсь, что не могу выполнить лестное для меня желание секции о приезде в Москву: старость, болезнь и глухота мешают.

Но статьи для секции у меня есть, и я рад ими служить делу... Во всяком случае, я попытаюсь прислать Вам работу для следующего выпуска сборника...

Кстати, у меня есть новые мысли и расчеты о легких, уместительных (компактных), дешевых и могучих двигателях. Где о них печатать и куда обратиться, если это нужно будет засекретить для СССР?

Они применимы: к заводам, быстрым поездам, автомобилям, аэропланам, дирижаблям и в особенности к стратопланам...»

Что говорить – переписка Циолковского с ГИРДом интересна, и, я бы сказал, волнующа. Какой трогательной заботой проникнуты письма из Москвы:

«Может быть Вам что-нибудь нужно или в чем-нибудь ощущаете недостаток? – спрашивал в своем письме Л. К. Корнеев.– Очень прошу, не стесняйтесь!

Вчера мне сообщил тов. Меркулов, что вы не получаете в течение двух месяцев пенсии! Я всех поставил на ноги и сейчас выясняю виновников этого безобразия!»

А вот другое письмо того же Корнеева:

«Дорогой Константин Эдуардович! Получил вчера Вашу таблицу. Большое спасибо! У меня в настоящее время большая горячка – последние дни перед стартом жидкостных ракет. В начале июня будем пускать их. О результатах я Вам обязательно сообщу. Очень трудно работать – моторы сгорают, но за последнее время я все же добился некоторых успехов, и сейчас моторы держат, давая проектную тягу...

Я часто думаю, как было бы хорошо, если бы Вы жили в Москве! С Вами развили бы еще большую деятельность, что в наших условиях так возможно!..»

«Не знаю, – читаем мы в другом письме Корнеева, – писал ли Вам, что я добился работы мотора в 180-200 секунд. Главное, что одни и те же моторы испытывались по нескольку раз, чего раньше никогда не было...

Все же тяжело работать, Константин Эдуардович! Иногда прямо руки опускаются, но вспомнишь Вас, Вашу жизнь и с утроенной энергией начинаешь грызть работу!..»

В дальнейшем этот рассказ будет пополнен еще несколькими документами. А сейчас хочется вспомнить про удивительно символичный подарок, который получил к семидесятипятилетию со дня рождения Циолковский от старого знакомца – известного историка русской авиации А. А. Родных. Коллекционеры поймут огромную ценность подарка. В Калугу была прислана редкая литография, выполненная по рисунку художника Р. Жуковского. Ее издал некий Дациаро, владелец магазинов художественных изделий в Петербурге и Москве. Над Калугой (надо же было случиться такому совпадению), где будила баба пьяного мужика, заснувшего у порога своей избенки, летел аэроплан англичанина Хенсона. Так и называлась литография – «Возвращение воздухоплавательной машины из Бомбея через Калугу в Лондон». Символика, которой воспользовался автор литографии, обернулась против него самого. Аэроплан Хенсона стал предметом шумного скандала: организовав акционерное общество для его эксплуатации, изобретатель не пошел дальше постройки моделей. Что же касается Калуги, которая, по замыслу художника, символизировала русскую глушь, то именно здесь чествовали сентябрьским днем 1932 года основоположника науки о заатмосферных путешествиях.