Страница 61 из 216
Блаутур
Григиам
1
Лапа оссорийского медведя была выгравирована на пуговице именитым гравёром из Монжуа, сменившим в штате Неистовых драгун мастера Зильцбальда из Блицарда. Привереда не хотел иного работодателя, кроме принца Тимрии: «резец, творивший крыла линдворма, не падёт до медвежьей лапы!». Пф-ф, потеря, и где он теперь, не выдавший после ухода ни одной новинки? Линдворм у него застенчиво вжимался в серебряную поверхность, не даваясь в руки, в то время как медвежатки мастера Жарнака охотно подставляли когтистые лапки — хоть в ладушки играй. Убеждение же разборчивого блицардца — самому выбирать себе хозяина, патрона, командира — показавшееся тогда дерзким, сейчас явилось весьма привлекательным.
— Если не собрать полк к марту, всё пропало.
— Ты по обыкновению нагоняешь мрак, Энтони.
— Нагоняю? Да что ты! А по-твоему, мы сейчас под солнцем? На новогоднем приеме я и шагу сделать не мог — меня окружали восторженные обормоты, жаждущие попасть в наш полк. Где они теперь?
— Испугались бешенства Хьюго или твоих скорбных вздохов?
— Джон…
Большой палец один на один сыграл с медвежьей лапкой в ладушки, и тогда ещё двое, уже с шалым настроем, нашли нитку, на которой держалась лапка-пуговка, и закрутили её. Натягиваясь, нить слабела. Ой, не к добру! Расстояние между пуговицей и замшей капитанского колета увеличивалось. До того, как удостоиться гравировки, пуговица была изготовлена именитым пуговичником (он же ременщик и пряжечник) из Вольпефорре. И его, честное слово, пора гнать из штата Неистовых драгун на родину — застёжки на тряпках тамошнего короля, играющегося в Мрачновременье, предел умельца.
— Позволь, Энтони, я лучше покажу новые миниатюры с дочерями. Хьюго, подвинься к нам вместе с креслом, а то не разглядишь у Кэрис фамильные щёчки Далкеттов.
— Не смеши мои ботфорты. — Нитка слабеет, и можно поддеть пуговицу снизу двумя пальцами — средним и указательным. Большой палец в последний раз играет в ладушки с медвежьей лапкой. — Фамильные, гм, черты Далкеттов будут видны даже с Ястребиной башни[1]*.
— Хьюго. — Привереда из подлого сословия не захотел работать на Оссори, а дворянин поклялся служить унылой квакуше Аддерли. — Ну будет дурить-то.
— Дурить? Мессиры, да я настроен более чем серьёзно! — капитан полка Неистовых драгун Хьюго Аргойл поудобнее откинулся в кресле, чтобы не подпрыгнуть от поднимающейся из пяток злости. Пуговица жалостно натянулась. — Славным драгунам только и остаётся, что набирать в полк маленьких розовощёких девочек. А, Тони? Или тебе не по нраву и они? Приглядись. Блаутурки благородных кровей, родовиты, юны, кажется, отвечают всем твоим требованиям. — Сам себе за такие слова Хьюго бы дал перчаткой по роже и призвал в позицию.
— Я буду выступать против избрания тебя военным секретарем. — Джон Далкетт деловито уложил свои картинки в бархатный футляр. — И ты же не доведёшь драгун до придворный службы, Энтони? Не хочу уснуть драгуном, а проснуться дегустатором королевских блюд…
Несчастливцы переглядывались, и до чего уморительно! Энтони Аддерли устало потёр белый выпуклый лоб, убрал с лица тёмные попорченные волосы. Аргойла бы больше устроило, состриги тот их совсем, но Тихоня не пожелал расставаться с «драматичными завитками у висков», как любил шутить Берни. Джон с тяжёлым вздохом подпёр рукой щеку. Сколько бы он ни грустил, баронесса Далкетт его откармливала. Джон казался очаровательным кабанчиком, но стоило увидеть его на поле боя… Он впрямь был большим, но под этой кожей перекатывался не жир — сила. Аддерли же что за столом, что на боевом коне выглядел тощим и длинным. Лицо его взывало к жалости — пригожее, несчастное, с трагически надломленными бровями. С такой наружностью удобно предавать. Вот Джон бы не смог, добродушный щекастый простак с крупным носом и понимающими глазами. Он одним ударом вгонит в землю по пояс, но не предаст. А бледный Аддерли вынашивает в многоумном лбу каверзы и скупится на искренние взгляды, зато охотно выставляет тени под ясными глазами и заострившиеся после ранения скулы. Тьфу!
Указательный палец Хьюго описал круг по контуру медвежьей лапки. Пуговицы драгунских офицеров были выплавлены из тех самых самородков серебра — самая крупная глыба весила двадцать тунн[2] — что впервые обнаружились в блаутурской горной выработке в Амплиольских горах в 1520, семь лет назад. Его Тучность король Эскарлоты я раздулся от жадности ещё сильнее, и вот так началась война. Эскарлотский хряк лениво ворочал зад в троне и тянул лапищи к налаженной добыче серебра, а заодно железной руды, меди и олова, Блаутур так же лениво под этот зад пинал. Война грозила увязнуть в самом начале, солдаты умирали не столько от ран, сколько от скуки, и только крылатый линдворм драгун задавал огня и жара. Должно быть, поэтому его гибель… так бросилась всем в глаза. Ведь именно они, Неистовые драгуны, поджарили хряку зад. Хрячий зад, забив вороньими крыльями, полетел подальше от блаутурских границ. Между воюющими сторонами это было дипломатично названо перемирием.
— Баронесса Далкетт огорчена разгромом в Лавесноре больше меня...