Страница 19 из 216
Медвежий путь
1
Ветер ледяными ногтями царапал кожу. Гарсиласо как мог стиснул у горла края покрывала, но оно, в маленьких дырочках и с вытянутыми нитями, не спасало. Вернуться на постоялый двор, посидеть внизу? Там так же темно, как и снаружи, но тихо ли?... Он глотнул ледяных же иголок, зажмурился. Руки дрожали от холода, в груди жгло, но ноги не двигались с места. Примёрзли? На всякий случай Гарсиласо пошевелил пальцами, они пока слушались. В голове пронеслись звуки, от которых он пытался спрятаться под одеялом. А потом убежал. Не от страха. Гарсиласо сам не понимал, как оказался на крыльце постоялого двора, в сорочке, сапогах и покрывале. От тряпки пахло пылью и чем-то кислым. Пришлось отнять её от лица. Единственный факел у калитки давно погас от ветра и снега, но эта ночь казалась белой и без огня. Небо будто светилось изнутри, крупные снежные хлопья прибивали к земле все шорохи, творили тишину. Гарсиласо протянул ладошку, слипшиеся в объятиях снежинки растаяли, едва коснувшись горячих пальцев. Души грешников. Гарсиласо почти с отвращением стряхнул капельки воды, натянул пропахшую неизвестно чем тряпку на голову. Что угодно, лишь бы забыть.
— Ты наш малыш или не наш?
Он вздрогнул, узнав голос того проходимца. Пусть уйдёт, он не его, ничей! Гарсиласо сжался, глупо уставился себе под ноги. Сапоги в снегу, хорошо, что подошва не промокает.
— Наш или нет, а стоять тут на холоде — это не дело. Пойдём, не то простудишься.
Рука мужчины сжала его плечо, мягко подтолкнула. Гарсиласо вывернулся, покрывало слетело с головы. Мужчина удивлённо на него моргал, он и сам вышел на улицу ненадолго. Под плащом белела сорочка, в руках он зачем-то сжимал закутанный в ткань музыкальный инструмент. Гарсиласо сморщил нос, казалось, от разгорячённого лица мужчины исходит пар.
— Теперь вижу, наш. — Человек глупо улыбнулся, плохо скрывая, что узнал «малыша» в первую очередь по глазам. Гарсиласо не сдержал усмешки. — Почему ты здесь?
— Я... гуляю. — Он отвернулся, потоптался на месте. Куда уйти? И почему этот бродяга с перекрёстка к ним прицепился? Тётушка просила лишь проводить их, а не ужинать с ними и не занимать одну комнату...
— И я гуляю. Постоим вместе? — Гарсиласо укутали в теплое, похоже, мужчина расстался со своим плащом. Всё равно ему сейчас жарко. Следовало скинуть подачку на снег, но Гарсиласо проявил слабость — слишком замёрз. — Так тебя можно звать Гарс, верно?
— Для вас я Гарсиласо Рекенья, — от злости он забыл прикусить язык. Гарсиласо втянул воздух через зубы, в горле защипало. Может, этот мастер не заметил? Откуда бродяге знать эскарлотских правителей?
— Гарсиласо... — протянул мужчина. Захотелось, чтобы он сейчас же выплюнул имя. — Тебе подходит.
Гарсиласо сжал губы, чтобы снова не сболтнуть лишнего. Донмигель бы сейчас неодобрительно щёлкал клювом. Проходимец мог украсть принца у тётушки и отвезти в Эскарлоту в надежде на звон золота. Гарсиласо осторожно выглянул из складок плаща, но мужчина не собирался его хватать. Он переминался с ноги на ногу и дышал в ладони. Гарсиласо задрал голову: какой же этот бродяга высокий, а ещё худой. Пожалуй, от такого он сумеет защититься, ведь оружия у встречного не было.
— Вижу, ты северянин, раз можешь вот так гулять... А я, знаешь, три года провёл под палящим солнцем. Может, мы уже нагулялись?
Гарсиласо только кивнул, скажи он хотя бы «да», зубы предательски клацнули бы от холода. То, что бродяга не из этих мест, выдавал только его загар, будто сейчас была середина лета. Эскарлотского. Земляк? Но нет, мужчина слишком чисто говорил на блицард. А ещё в начале знакомства он только улыбнулся и спустил Гарсиласо с лошади, когда тот предупредил: «но ми тогис» — «не прикасайся ко мне».
Решив, что северянин не метнётся к трещащему поленьями очагу, Гарсиласо как мог пренебрежительно скинул на широкую лавку плащ с покрывалом и, сев рядом, будто случайно вытянул к огню озябшие в сапогах ноги. Его била дрожь, но может этот дурак-бродяга не заметит?
— Смотри-ка, уже растопили очаг. Скоро мы с тобой сможем заказать завтрак. — Похоже, бродягу это радовало, хотя за ужином он не хвастался хорошим аппетитом. Как и Гарсиласо, он смотрел на блицардскую еду с тоской, но, кажется, был голоден, потому что съел всю тарелку похожих на слизь зеленоватых овощей с овечьими потрохами. Гарсиласо же урчал животом, но так и не взял в рот то, что тётушка назвала «желудком овечки».
— Хенрика хорошо вам заплатила, раз у вас есть деньги на завтрак? — Гарсиласо всгляделся в пляшущие огненные язычки. В памяти возродились крики и стоны, от которых он сперва здорово испугался за тётушку. А потом ноги унесли его в снег.
— Заплатила?
— Да. Вы же лекарь. — Удивляясь себе самому, Гарсиласо с силой сжал край скамьи, с ещё большим старанием уставился в огонь. Там, за огненной пляской, водили хоровод тени. Тени всегда беснуются там, где творится грех, это Отверженный пускает их погулять. — Я слышал, как вы лечили госпожу Хенрику. Вы ведь лечили?
Бродяга молчал. Гарсиласо с шумом выдохнул воздух. Откуда это? Почему он злится?