Страница 178 из 216
Григиам
Дыхание клубилось у губ влажное, липкое.
Вдох, и холодный воздух проникал в воспалённые легкие.
Кашель вырывался из груди, наполнял каменную темницу тревожным эхом.
Темнота въедалась в глаза, трудно понять, слепота это или нет, поэтому он просто не поднимал век.
Но он не был один. Его тени жили с ним в этой тьме.
Узник провёл кончиками пальцев по мокрой от влаги и плесени стене, будто камни могли исчезнуть. Сколько он пробыл здесь — несколько дней, неделю, месяц? Его не мучила жажда — с каменного потолка непрерывно капала вода. Его не мучил голод — желудок уже прекратило сводить судорогой, впору поверить, что еды в нём никогда не было и быть не могло.
Узник почти не шевелился, это невозможно, только сидел на каменном полу, склоняя голову на грудь. Босые ступни окоченели от холода, но иногда чудилось лёгкое касание маленьких лапок или голых длинных хвостов. Мыши, крысы?
— Братец, братец…
Он зажал ладонями уши.
— За что?
Это только тень.
— Всё могло быть иначе…
Нет.
— Я живу, братец. В моём побратиме… И в тебе, братец.
— Нет!
Собственный вскрик оглушил. Узник уже на уши надавил руками, силясь заглушить эхо, прогнать голос брата из головы. Это только тень.
Брат молчал. Исчез гул тишины. От глубокого вдоха лёгкие обожгло.
— Нет! Нет! Нет!!! Оставь меня! Прости… Я не хотел… Я не знал, что это будет так.
— Что, ваше грешное величество, надумали каяться?
Лоутеан распахнул глаза. Свет факела ударил по ним, вышиб слезы. Это не тень.
— Похвально, а я послушаю. Ну и мерзость тут у вас, что за запах…
Пришедший усердно смягчал, украшал интонациями скрипящий и невыразительный голос. Тени принимали его как желанного гостя. Блеск от пламени угодливо ложился на его лицо, выделяя покатый лоб и скривлённые в вечной ухмылке губы. Изидор Роксбур поймал на себе взгляд короля и выразительно вскинул широкие брови, будто изумляясь увиденному.
— Узникам близ каменного мешка не положена выгребная яма или хотя бы ночной горшок?
Лоутеан только прикрыл глаза. На самом деле, в его камере вырыта яма, но её наличие не спасало от вони, которую довольно быстро перестаёшь замечать. Острей всего пахло гнилью и плесенью, и Лоутеан даже позволил себе усмешку. Хоть что-то доставит Роксбуру неприятность.
— Я здесь, чтобы напомнить о требовании Прюммеанской Церкви. Отрекитесь от короны и вас выпустят, — прогнусавил тот, наверное, приложил платок к носу. Ни шуток, ни зубоскальства, быстро же растратил пыл. — У меня даже бумага с собой, только поставьте на ней чернильную закорюку. Или ваша камера станет еще меньше, вон как у того бедняги.
За стеной находился настоящий каменный мешок, единственный в подземельях Птичьего замка. Юстас III Нейдреборн отстроил себе Элисийский дворец, а Птичий, свою резиденцию, сделал узилищем для знатных заключённых. Его внук Кэдоган вышвырнул отсюда немногочисленных пленников, чтобы «свить» драконье гнездо. Внизу устроил казармы для солдат, в верхние комнаты поселил офицеров. Драгуны лишились этого «дома» после смерти своего создателя: вышла из берегов река и затопила подземелья и нижние этажи. Минуло три года, но «драконья тысяча» не вернулась. Сырость грозила им болезнями, подземелья до сих пор толком не осушили. В замке жил только комендант с семьей. И вот, Птичий вновь назначен тюрьмой. Пока в нём всего два арестанта, но каких! Королей эти темницы досель не знали. Лоутеан лишь смог вымолить, чтобы Энтони — на грани жизни и смерти — поместили в верхние покои. Что произошло с другом после того, как его, окровавленного, без чувств, внесли в ворота замка, он не знал.
— Не притворяйтесь немым, я слышал, как вы вопили. Или король помутился рассудком?
— Ты все еще зовёшь меня королем, как лестно…
— Королем мышей, вони и этой дыры — бесспорно.
— Уходи, Роксбур. Я не отрекусь. В следующий раз приходи с Англюром.
— Следующего раза не будет, ты сдохнешь раньше. Знаешь, сколько ты здесь сидишь? Двенадцать дней. Они показались тебе вечностью, а, мышиный хвостик?
Лоутеан приоткрыл глаз, наблюдая, как красные сапоги графа топчут плесневелые камни. Уйдет? Тяжелая глухая дверь без оконца для стражи не дрогнула.
— Я не умру. Ведь узники каменного мешка живут вечно.
Роксбур хохотнул в платок. На его плече появилась крыса. Животное приподнялось на задние лапки и жадно нюхало воздух.
— Умрёшь. Тебя сожрут твои же мыши. Или это ты их ешь, не сладко неделями без еды?