Страница 153 из 216
Липкую, душную тишину сорвало звоном стекла, сгустившиеся позади Илэйн тени разметало огненным сполохом. Илэйн, вскрикнув, закрыла лицо руками и отшатнулась. Её сильно повело в сторону выбитого окна, огня, перескочившего с хвоста стрелы на занавесь, всю в звёздах и лунах. Огонь, стрела, внизу во дворе гул голосов, лязг, стук и топот… Королева Карлата лишилась последних живых подданных.
Квентин прижал руку со скальпелем к носу, чтобы не задохнуться от дыма, закинул на плечо и раскрыл пошире лекарскую сумку. Он метался по покою, смахивая туда всё, что имело цену — скудное содержимое ларцов, подсвечники, чаши и блюдца. Тени дрожали по углам, образуя непроглядную черноту. Там, где отсветы пламени настигали их, делалось пусто, чисто, тени съёживались, бежали.
— Лийгарий! — Илэйн ступала ему наперерез с неожиданной прытью, как во время мора спешила к страждущим. Чёрный дым взвивался от её поступи, он бы сошёл за тени, но то дымились ковры. — Лийгарий, возьми меня за руку, чтобы наши тени не разлучились!
— Оставь меня, ведьма! — Студёная, прекрасная, как глоток воды злость вскинула его руку со скальпелем, шаг за шагом переставила его ноги. — Не то я убью тебя.
Илэйн взглянула на него своими лунами, как прозрев, и, подобная убоявшейся огня тени, рванулась сначала в одну сторону, затем в другую. Вскрик, вой огня, хруст, деревянная перекладина над окном вспыхнула и вслед за шторами рухнула вниз. Илэйн сгинула в огненном мареве.
Квентин обессилено опустил руку со скальпелем и замер. Сердце ударило о ребра. Перебить пламя коврами с лунами, спасти? Она или задохнётся, или сгорит, или будет казнена бывшими подданными как нежить, одержимая тенью Отверженного. Лийгарию же достанется как её приспешнику или того хуже, мучителю, что принёс в Карлат зло и совратил душу святой королевы. Он выбежал, хватая ртом воздух. Огненная лапа задела спину, пересчитала шрамы. Квентин захлопнул дверь и впервые за долгое время осенил себя прюммеанским знамением.
На волю — сперва вниз узкой винтовой лестницей, потом коридором в зал, когда-то полный больных и убогих, и наконец во двор с уже распахнутыми воротами. Только бы не угодить в тени! Пусть он и не знал, что тогда случится, но хотелось этого немногим меньше, чем попасться карлатцам.
Выводящую из башни в коридор дверь Квентин открыл опасливо, пусть жажда воли подначивала пнуть доски и понестись без оглядки. Осторожность пришлась не к месту, вряд ли его бы заметили: он не был тенью, чтобы гонять его, и не был ценностью, чтобы красть.
Квентин добрался до зала, прежде полного больных и убогих, и лишь теперь замешкался, справляясь с запоздалой паникой. Кругом бесновались шайки по пять-десять карлатцев. По указке стражников, сорвавших гербовые плащи, деревенские мужики, ремесленники и даже сморчки из скрипториев и ратуши заполоняли весь замок. Озлобленные, отчаявшиеся, убитые горем, мстящие за страх не проснуться поутру, карлатцы боролись с тенями факелами, ударами дубинок и тесаков, мечей и копий, но добивались лишь того, что те съёживались и сбивались стайками в углах и за потолочными балками, искали спасения у темноты ночи. Те вещи, что были украшены изображениями луны, карлатцы ломали, вещи не «осквернённые» — забирали себе. Квентин напустил на лицо волосы, ссутулился, прижал к животу сумку, надеясь сойти за воришку и в то же время закутаться в тьму, сам подобный тени, вот ведь… Держась оголённой, в редких тенях стены, уворачиваясь от отблесков факелов, он успешно миновал треть зала. Под подошвами хрустели камешки, щепки, битое стекло, повсюду витала пыль и древесная труха, Квентин даже остановился, чихая. Прочихавшись, был вынужден переждать.
Орудующие в зале шайки притихли, посторонились, опустив оружие, потупившись, скрыв награбленное под одеждой, чтобы пропустить процессию. Предварявшие её мальчишки-оборвыши били в серебряные тазы, как в колокола, и пели гимн, посвящённый святому Прюмме, за ними шествовал очень высокий, совершенно лысый священник в окружении трёх служек, несущих в поднятых руках по измазанному сажей образу с Белоокой. Позади, поддерживаемый сразу двумя служителями, плыл в богатом окладе Прюмме. Чуток потрескавшийся от старости, но румяный, толстый и сытый…
Квентина охватила слабость, он обругал себя последними словами и заозирался, надеясь на чудо, но никакие Высшие Силы не помогают дважды. Вернуться, поискать в глубине замка? Нет, Отто не оставался здесь на ночь, он должен был успеть выйти…. Или попытаться успеть. Выход через этот зал — самый короткий, Отто, как правило, пользовался именно им, к тому же, в ходах для прислуги сгущалось слишком много теней. Процессия выплыла из зала, благословив присутствующих. Квентин прошмыгнул мимо трёх мужиков, выворачивающих каминную решетку, уклонился от хватки безумной старухи, заколовшей седые лохмы инструментами врачей, вовремя отпрыгнул от ковра на стене, в который бросили факелом. Потянуло сквозняком и гарью, до раскрытых настежь дверей оставались считанные шаги. Квентин огляделся, давя подступающий страх не найти, не приметить…
Двор заволакивало огнём и дымом от подпалённой у стен замка травы, из-за взваленной на спину тяжести раны лопались и перевязки болезненно тёрлись о них, но Квентин вдыхал этот воздух и почти смеялся сквозь выступившие от боли слёзы. Отто, коротенький и тощий, был тяжёл для него, а ещё хочет брюшко! Друг нашёлся у дверной створки. Он казался кучей тряпья в своём просторном лекарском одеянии, что, наверное, его и спасло от праведного мщения карлатцев. Видимых повреждений на нём не было, пульс бился слабовато, но ровно, впрочем, Квентин бы вытащил его отсюда любым.