Страница 113 из 216
Свет факела огненным яблоком катился в тоннельной тьме. Шаги, крысьи шорохи, звон каплющей сверху воды. Эхо рождалось потешающееся и егозливое. Хенрика вдруг стиснула рубашку Квентина и разрыдалась.
— Тише, — шикнул он, чувствуя себя последней скотиной, — здесь слишком хорошее эхо.
— Квентин... откуда ты...
— Из Университета. Держись крепче за шею, только не души меня.
— Ворота... Я их подожгла... Их выбили, Квентин! — Она завозилась, попыталась слезть и вдруг вскрикнула. Всё ещё белое лицо искривила боль.
— Ты ранена? Что они сделали? — У мэтра Кёртиса из оружия цитра да скальпель... Цитрой хорошенько приложить головушку командующего, а скальпелем сделать его примерным монахом, или, если хотите, военным... Чтоб не изменял войне с женщинами.
— Это синяки. Квентин, где Салисьо? Мы должны забрать его!
— Мы как раз идём к нему.
Квентин всматривался вперёд. Скоро должен быть поворот, уже тянет сыростью от реки. Да, всё верно. Не хватало заблудиться в этих рагнаровых норах.
— Его брат, он здесь! Он... — Послышались всхлипы. Квентин поудобнее подхватил Хенрику и прижал к себе, взметнулись к потолку искры факела. Ускорил шаг. — Он и есть командующий обороной. Он найдёт и убьёт Гарсиласо! Он страшен, жесток и гадок... Он ублюдок, насильник. Он называет себя Яльте...
— Он тебя...
— Нет, не успел. Но обещал закончить начатое. — Хенрика попыталась стянуть края сорочки, прикрылась курткой и плащом. — Меня спас твой ремень.
— Не бойся, он больше тебя не тронет. Всё прошло, тебя ждёт Салисьо... Он с Отто, знаешь, даже шпагу взял.
— Нужно увезти его, спрятать... Этот Рекенья действительно будто вышел из кошмаров Гарса… Я выращу из Гарсиласо Яльте, он ещё покажет братцу, что такое настоящий принц Ингьяльдских Льдов.
— Конечно... Потерпи, мы скоро придем.
Ещё один поворот. Почти у цели, скоро вырастет лестница наверх. Университет не могли захватить, так ведь?
— Квентин?
— Что, родная?
— Прости меня. Ты можешь нас защитить.
— Вы же моя семья Кёртис, как я могу вас оставить?
3
Марсио перескочил сточную канаву, презрев мостик, копыта высекли из булыжников искры. По гриве прошёлся ветер, для разнообразия обдавая всадника запахом не разложения, но пожара. Университетские ворота горели, враг ломился в город, командующий в окружении кавалькады летел туда, где проломлено, но мысли ухитрялись метаться от «ящеров» к поджигательнице. Рагнар прижался к шее джериба и от злости закусил губу. Надо же было так сорваться! Большие глаза, пепельные волосы, груди белее звезды... Отверженный, это же просто женщина! Не твоя женщина, не твоя и не желавшая таковой становиться, а ты, урод, распустил руки… Да и заговор всё-таки существует… Урмод был не единственным... И Миллиан ничего не знал?! Похоже, нет ему веры. Как же не вовремя «ящеры», хотя нет, мотыльки, слетелись на огонь… Что ж, подпалят крылышки, но когда теперь выпадет случай призвать Миллиана к ответу? И что, во имя Пречистой, им всем от принца Рекенья надо?!
Ветер подбросил гари, до Университетских оставалась квартала три, и почему джерибы не летают? С гневным вскриком Рагнар саданул Марсио по бокам. Поджигательница нанесла серьезный урон, за что и поплатилась, и пусть попробуют сказать, что суд графа Агне не щадит женщин! Война велит вешать вредителей, но, честное слово, эта шейка слишком хороша для петли. Так что спросим с того, у кого права на шейку. То есть с супруга, опоясавшего хрупкий стан женушки ремнём и, надо думать, пригрозившего им отстегать, если та не отважится. Решено, подонка в петлю, послушную жену на волю, она уже расплатилась, даже почти собой.
— Граф!
Впереди ударилась оземь тень, Марсио вскинулся на дыбы и закричал.
Рагнар насилу усмирил джериба, глянул вниз. Марсио самозабвенно молотил копытами груду досок, в прошлом, несомненно, чем-то бывшую...
— Что это такое? — Командующий сместил с рукояти кинжала руку, он не пронзает неживые мишени, как не насилует девиц.
— Буфет, граф. — Офицерские спины, окружившие Рагнара защитным заслоном, какая-то суматоха спереди, мечущиеся в окнах домов огни, скрипы и стуки.
— Не время для переезда...
Офицер впереди, оказавшийся Козьей Пастью, схватил за шиворот одного из «переезжающих». Горожанин с лицом, достойным мученика, шедшего на правое дело, тут же согнулся пополам, выражая почитание плешивой макушкой и вопия хвалу Рагнару вместе с Андрией.