Страница 387 из 402
- Чего ты еще хочешь? – с иронией спросила я. – И, кстати, ты так крепко меня обнял, что, наверное, у меня швы разошлись.
Ной с сомнением убрал руку и на миллиметр отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза.
- Даже если ты будешь внутри меня, это будет недостаточно близко, - произнес он. Я не нашлась, что сказать на это. Ной часто выдавал нечто такое чувственное, что я забывала, кто я и где нахожусь, и зачастую такие слова переходили в поцелуи, а поцелуи в прикосновения. Но сейчас я не знала, что сказать – слова растворились в сгущающихся за окнами сумерках, в лампочках, заботливо развешанных Ноем вокруг елки и вдоль стен. Он поглотил своим взглядом все мои слова, которые я могла бы сказать. Но он прикрыл веки, и я перестала чувствовать себя запертой в собственном теле. Затем Ной неуклюже выпутался из пледа, в котором мы сидели на диване, и возбужденным голосом произнес:
- Я намерен приготовить немного глинтвейна. Присоединишься ко мне на кухне?
- Я тебя здесь подожду, - сказала я, закутываясь в плед.
- Хорошо. – Ной наклонился, поцеловал меня в лоб, и выпрямился с улыбкой. – Орехи класть не буду.
Он ушел, а я закрыла глаза и свернулась клубочком на диване, откинувшись на подушки. Сквозь прикрытые веки просачивался свет от новогодних фонариков: синий, зеленый, желтый, красный. В камине трещали поленья, обдавая жаром все тело. Плед нежно окутал голые руки и шею. Я погрузилась в сладкую дремоту, наполненную запахами дров, ели, цитруса и яблок, а затем резко проснулась, когда по левой стороне моего лица прошелся шепот Ноя:
- Просыпайся! – Затем он приподнял меня с дивана, заставляя сесть, и плюхнулся рядом на освободившееся место. Я подавила зевок и многозначительным тоном сказала:
- Может быть, в свой последний день я хотела немножко поспать?..
Он наклонился к столику перед диваном, взял с подноса мою кружку и всучил мне в руки. Я вздрогнула – она оказалась горячей.
- Только после того, - весело сказал он, возвращаясь на диван и глядя на меня, - когда ты попробуешь мой глинтвейн. Хотя готов спорить, после него тебе перехочется спать. – При этом он выразительно поиграл бровями. Я опустила взгляд в кружку. В темноте комнаты, где единственным освещением был лишь огонь в камине и новогодние фонарики все так же мигающие разными цветами, жидкость в кружке была черной.
Я сделала глоток и поежилась от привкуса.
- Прекрасный глинтвейн, - я одобрительно улыбнулась, и тут же заметила: - Только ты не пей много, а то начнешь руки распускать.
Ной хохотнул, довольный и комплиментом, и шуткой, и, расслабившись, откинулся на подушки, делая огромный глоток горячительного напитка.
- Чтобы распустить руки, мне не нужен глинтвейн, Кая. Вот моя рука, - он показал мне левую руку, а затем коснулся кончиками пальцев моей щеки. Его голос стал приглушенным и серьезным. – Я тебя люблю. И я рад, что ты здесь, со мной.
А я рада, что не одна. Я рада, что не умру в одиночестве, рада, что не умру страшной смертью, рада, что все закончилось.
Я отставила кружку на стол и осторожно прильнула к Ною – он едва успел отодвинуть от груди свою кружку, чтобы не выплеснуть на себя остатки. Ной был таким теплым и уютным, мягким и одновременно твердым, и я произнесла ему в шею:
- Ты лучше, чем глинтвейн.
Он хмыкнул, и, удерживая меня за талию, наклонился к журнальному столику, оставил свою кружку, а затем бережно обнял меня и снисходительным тоном осведомился:
- Это комплимент?
- Я не умею делать комплименты, - ответила я, прикрыв веки и буквально повиснув на Ное. Он накрыл нас пледом, откидываясь на подушки, и задумчиво пробормотал:
- Ну, я мог бы тебя научить. Я прочел пару весьма любопытных статей и…
- Нет уж, - я попыталась отстраниться, но Ной позволил отодвинуться лишь на несколько сантиметров, чтобы видеть мое лицо. Его волосы спутались и я, изловчившись, расчесала их пальцами.
- Почему нет? Я бы хотел слышать от тебя побольше ласковых вещей. А ты только ругаешься, - улыбнулся он, изучая меня игривым взглядом. Из-за мелькающих огоньков на его лице, Ной выглядел безумным, но очень притягательным. И он лжет, что я всегда лишь ругаюсь – мы уже давно не ругаемся.
Я прижалась к нему и поцеловала в шею. Он ощутимо вздрогнул подо мной, но не остановил. Плед упал на пол, когда я подалась вперед, оборачивая руки вокруг его плеч. Ной крепко удерживал меня за талию, хотя я бы не упала – я прочно вцепилась в его одежду, сжав ткань в кулаках.
- Постой… – он остановил меня. Его взгляд с трудом сфокусировался на моих глазах. – Ты ведь… не боишься?
- Почему ты постоянно спрашиваешь об этом, Ной? – я почувствовала, как во мне все остывает. Я готова была отстраниться, но пальцы Ноя упрямо держали мою талию, смяв рубашку. Его сердце билось ровно и уверенно, а мое колотилось словно сумасшедшее. – Я должна каждый день как-то проявлять свои чувства? Если это и так, я не знаю, что делать. У меня никогда никого не было.
Он продолжал молча изучать мое лицо, будто пытаясь отыскать ответ на свой вопрос. Он думает, я что-то скрываю?
Я быстро перебрала в уме сегодняшний день, а затем почувствовала, как нашу рождественскую идиллию покрывает едва заметная паутинка горечи и неуверенности Ноя. Мои плечи поникли.
- Ной, неужели опять? Ты опять думаешь, что я тянусь к тебе только потому, что мне больно, плохо, страшно?
- Я ведь Смерть, Кая, - спокойно ответил он. Я молча ждала продолжения, объяснений. Потому что не понимала, чего он хотел от меня. Почему боялся. Но он поразил меня, криво хмыкнув:
- У меня тоже немного опыта в отношениях. Все, что я делал – играл и всегда выигрывал.
Вот он о чем.