Страница 384 из 402
Две недели я провела в задумчивости и меланхолии. Будь я прежней, я бы, возможно, сосредоточилась на учебе или спорте. На чем-нибудь. Но я зациклилась как заезженная пластинка на завтрашнем дне. Будь это обычный день, я бы ждала, когда мама выберется из комнаты, чтобы мы посмотрели любимую рождественскую комедию Джорджи. Я зациклилась на том, что у меня не будет завтрашнего дня. Просто не будет и все.
Я постоянно думала о том, как это будет. Как я умру? Это будет больно или нет? Я буду страдать? А вдруг я не смогу умереть? А вдруг, а вдруг, а вдруг…
Если Ной с такой легкостью согласился оставить меня хотя бы до дня рождения Джорджи, в надежде что я поживу немножко счастливой жизнью, он совершил ошибку. Для него я притворялась счастливой. Я рассказывала ему о происшествиях в университете, обходя стороной загадочную пропажу профессора Джеймис-Ллойда, я рассказывала ему о девочке с пузатым щенком, которую встретила рядом с кафе «Шелли». Почему-то щенок напомнил мне о Сьюзен, но об этом я Ною не сказала.
Он, всякий раз, когда я начинала притворяться другой Каей Айрленд и рассказывала истории, начинал подначивать меня, шутить в ответ, сарказничать и иронизировать. Но я видела, что и он притворяется. Но притворялась, что не замечаю.
Я позволила себе не думать об этом. Я не хотела думать об этом, как и о множестве других вещей, о которых запретила себе вспоминать. Поэтому когда я спустилась вниз на кухню в семь утра и застала Ноя сидящим на рабочем столе, я застыла как вкопанная в дверном проеме, а мое сердце сжалось. Он задумчиво смотрел в окно, ссутулившись и уперев ладони в бедра. До боли знакомая поза, которая не предвещает ничего хорошего.
- Все хорошо? – спросила я осторожно, желая развернуться и уйти.
Он переживает из-за сегодняшнего дня. Мы знали, что сегодняшний день – мой последний день, но предпочли не говорить об этом. И сейчас я боялась, что Ной скажет что-то, что выбьет меня из колеи.
Он медленно повернул голову в мою сторону, и в его взгляде проскользнуло понимание.
- Я просто задумался над… - он остановился внезапно, будто забыл о чем говорил. – Просто не знаю, что приготовить на ужин.
Ну конечно.
- Я знаю, когда ты лжешь.
- Ну конечно.
Мое сердце пропустило удар, но я сделала вид, что не удивилась, когда Ной озвучил мои мысли с толикой сарказма в голосе.
- Я избегала тебя, - произнесла я правдиво, и, стоило признаться, мне сразу же стало легче. Нужно было не увиливать. Нужно было сразу сказать, что мне кажется, что Ной ведет себя подозрительно даже для Смерти.
- Избегала? – он насмешливо изогнул широкую бровь. – Ты? Меня?
Он соскочил с рабочего стола и медленно приблизился ко мне.
- Я не заметил, чтобы ты меня избегала, Кая, - произнес он томным голосом. – Ни вчера, ни позавчера, ни сегодняшней ночью.
Я смотрела невозмутимо.
Сегодняшней ночью? Он говорит о ночи, которая прошла или о той, которая только наступит? Разумеется, о прошедшей ночи, потому что следующая будет принадлежать завтрашнему дню. В котором меня уже не будет.
- Думаю, я вынуждена пояснить. Когда я вернулась домой четвертого декабря, я почувствовала, что ты что-то скрываешь, но была слишком измучена. А затем нашла для себя логичное объяснение: ты согласился оставить меня потому, что хочешь, чтобы я пожила еще немного.
- И это правильный ответ, - криво улыбнулся он, но в его глазах проскользнула настороженность.
Вот поэтому я не хотела говорить об этом – из-за этого взгляда, из-за яда, который этот взгляд впоследствии мне преподнесет. Сердце начинает биться медленнее, словно нехотя, словно я уже умираю.
- Я пришла в себя и теперь хочу уточнить: ты действительно что-то от меня скрываешь? - Он смотрел невозмутимо, но даже этот взгляд пропустил по моим оголенным проводам ток. – Уже время на исходе, Ной, - мягко надавила я, пока мои провода трещали и искрили от напряжения.
- Что ты чувствуешь? – спросил он в ответ.
Я собиралась ответить сразу же, потому что на языке вертелись слова, но не смогла ничего произнести. Тело Ноя неуловимо изменилось. Выпрямленная спина, напряженные мышцы на груди и ногах. От его скованности меня саму сковало напряжение.
- Я не знаю, что я чувствую, - наконец ответила я, зная, что в вопросе Ноя есть какой-то подвох. ― Пока что я ничего не чувствую.
Почему-то я вспомнила Леду в халате и в тапочках. Она с нетерпением ждала моего прихода, потому что я сказала, что принесу подарок. Я подарила ей альбом и карандаши, - медсестра сказала, что Леда ведет себя спокойно и ей позволено рисовать. Но Леда была не просто спокойной. Она была странной и вялой. И когда я спросила, как она себя чувствует, она ответила, что никак себя не чувствует.
Я сосредоточила взгляд на Ное, в его взгляде читался немой приказ разобраться в происходящем, разгадать странный узор сложившейся ситуации, проникнуть в его мысли. Он со снисходительным видом позволил мне самой догадаться и сделать предположение.
- Ничего не закончилось, - наконец сказала я. Он не ответил, да этого и не нужно было – глаза все сказали. В них блеснул холод арктических льдов, в которых отражаются солнечные лучи. Я повторила увереннее и громче: - Я все еще продолжаю играть в эту игру. Ничего не закончилось. Леда не спасена.
Я отшатнулась, зарываясь пальцами в волосы, собранные на затылке в неаккуратный хвост. Пряди выбились и окутали лицо. Я зажмурилась, накрыв его ладонями, а затем вскинула голову вверх, пытаясь сдержать рвущийся из груди крик.
- Как ты себя чувствуешь, Леда?
- Никак.
Неужели я даже умереть нормально не могу?