Искупление Тьмой Убийца 2

- И ты любишь меня. Настолько, насколько вообще можешь любить, - оборвал он. Вновь простая констатация факта. Вновь безжалостный голос и взгляд, в котором нет и доли любопытства. Но я выдержала его. Мы молча смотрели друг на друга, и я не отворачивалась, хотя очень хотелось. И еще я хотела, чтобы он полностью увидел меня, полностью рассмотрел: мои эмоции, чувства, мысли. Всю меня.

- Что еще?

- Что еще? – отозвался он, и во взгляде скользнуло что-то темное. За одну секунду он выудил из кармана штанов мой список желаний и, не глядя на него, отчеканил: - Желание номер три: «Посадить лимонное дерево для Джорджи».

Меня прострелила боль, та, которую умеет причинять только Ной – безжалостная, беспощадная, правдивая. Я хотела крикнуть, чтобы он замолчал, но не стала, потому что он прав.

- Что еще? – спросила я, выдавив из себя вопрос.

Я голая. Я стою обнаженная перед ним.

Мои кости наружу, из кожи сочится кровь, сердце стучит словно сумасшедшее.

- Желание номер девять. «Вырастить для мамы ромашки».

Я хотела выдохнуть, потому что внизу живота стало больно, но не стала.

- Что еще?

Ной соскочил со стола, потеряв самообладание. Возвышаясь надо мной, словно башня возмездия, метая взглядом стрелы, он процедил:

- Найти истинную любовь, научиться кататься на велосипеде, скатиться с горы на лыжах… - говорил он, буравя меня взглядом. Я положила на его предплечья ладони. Мышцы были каменными – он сжал кулаки, смяв список желаний. Бросил его на пол, и я подобрала его и, разгладив, произнесла хриплым, от боли в горле, голосом:

- Хочу найти Скалларк живой. Хочу, чтобы Аспен вышел из комы и жил счастливой жизнью. Хочу… чтобы Ной Эллис и моя семья – все они покоились на небесах и не знали горя. – Я сглотнула, и, подняв на Ноя взгляд, спросила: - Почему ты не прочел эти желания?

Он не ответил. Его плечи поникли, кулаки разжались, и шрамы на руках перестали выступать яркими неоновыми вывесками на заброшенном пустыре.

- Ты думаешь, что эти желания не мои? Это все я. Все, что ты сказал обо мне – правда. Я хотела вырастить для мамы ромашки. Но мне было всего девять лет.

- Это важно.

- Это важно, - не стала отрицать я. – Но это прошло, а прошлое не вернуть. Я та, кто я есть. – Я взяла лицо Ноя в ладони, а затем откинула с глаз волосы цвета меда. Прошлась по ним пальцами.

– Почему тебе больно вместо меня? Я, говорил ты, постоянно отталкивала смерть, не хотела уходить. Ты думаешь, я хочу убить себя?

- Нет, но ты не борешься.

- Потому что я не могу победить смерть, - ответила я. – Никто не может. Я лишь хочу, чтобы ты перестал мучить себя. Потому что когда ты мучаешь себя, ты и меня мучаешь. Ты больно ранишь меня, когда постоянно говоришь о том, что будет там, за границей, будто я могу повлиять на это. Правда в том, что если ты оставишь меня, все равно кто-нибудь умрет. А все ты оставить не сможешь.

Он смотрел молча, и понять о чем он думает, было нельзя. Мне бы хотелось. Мне бы хотелось знать, какие мысли сейчас бушуют в его голове, какие мысли заставляют эту маску бесстрастия держаться на его лице так долго.

- Я хочу бороться за тебя, - наконец ответил он. – Даже если ты не стараешься, я буду стараться. Я хочу спасти тебя.

- Ты уже, - вновь поспешила напомнить я. – Два раза дал мне шанс. Я воспользовалась им как могла. Ной… а почему я должна утешать тебя? – осведомилась я, опуская руки, и он опешил и вытаращил глаза:

- А почему нет?

- Давай просто забудем эту тему раз и навсегда, - закончила я вместо того, чтобы сказать «потому что это я мертва, а не ты». – Лучше приготовь мне что-нибудь. Как ты умеешь. А утром я отправлюсь искать Леду. Чтобы спасти ее.

Он услышал в моем голосе иронию. На самом деле я не сомневалась, что найду ее, я просто хотела ее найти раньше полиции. Чтобы поговорить без свидетелей. Чтобы попытаться в последний раз. Чтобы… попросить прощения.

Может быть, тогда ничего и не вышло бы. Леда свихнулась. Она боялась меня и хотела спасти. Но Леда трусиха. Она трусиха, но переборола ради меня свои страхи и пошла наперекор отцу. За что и поплатилась.

- Ну ладно, - пробормотал Ной, затем обернул вокруг моей шеи локоть и чмокнул в щеку. – Приготовлю яичницу с беконом. Знаю, ты такое не ешь, но…

- И не буду есть, - закончила я, забираясь на барный стул. Мои локти коснулись холодного стола, и я вздрогнула. Ной изогнул бровь, глядя многозначительно. Я скопировала его выражение лица.

- Ну и что, что я мертва? Все равно не изменю привычки.

Он с улыбкой покачал головой, досадуя на мои привычки, хотя, могу поспорить, он нашел их милыми и почувствовал облегчение, что я вернула наше настроение на тот уровень, на котором он находился.

- Могу приготовить хлопья с медом и молоком.

- Никакого меда.

- Ты такая привереда! – Ной свел брови, на секунду задержав на мне взгляд.

- А ты не ешь ничего кроме сладостей, и что с того? – задала я риторический вопрос и отвернулась к запотевшему окну, показывая, что разговор окончен. К стеклу прилип листочек. Я следила за ним взглядом и почувствовала горячее желание сорвать его и швырнуть в пустоту, чтобы декабрьский ветер унес его далеко-далеко.

Как и мою горечь.

Но этому не бывать. Наверное, листок влечет тепло, которое сочится из кухни. Жар от плиты, жар от лампы под потолком, жар от наших с Ноем тел. Но листок уже мертв.

- Эй, - окликнул меня Ной, оборачиваясь, - ты будешь сладкий чай? Немножко сахара в крови не помешает.