Страница 373 из 402
- Тебе нужно поспать, Кая, - пробормотал Ной, нехотя отстраняясь от меня. Я почувствовала на своем лице его сбивчивое дыхание.
- Я выспалась.
Он скептически изогнул бровь:
- Когда, в операционной?
- Я просто хочу согреться, - сказала я вместо ответа на его вопрос. Прижала голову к груди Ноя, обхватила руками его талию, и едва тихо добавила: - Высплюсь, когда умру.
Ной саркастично хмыкнул у меня над головой, будто я пошутила, но ничего не произнес. Совсем скоро моя голова стала тяжелой на его равномерно вздымающейся груди. Заботливые пальцы, пахнущие цедрой, продолжали нежно касаться моей ладони. Через несколько минут Ной стал напевать незамысловатый мотивчик. Я согрелась, перестала дрожать и задремала.
…
Во сне Ной слишком сильно прижал меня к себе. Моя нога была обернута вокруг его бедра – лежала на нем. Колено от этого болело сильнее прежнего, кость будто вывернули. Со стоном я отодвинулась от него, расцепила превратившиеся в камень пальцы на его талии, вытащила руки и отползла на край кровати.
Без Ноя сразу стало холодно и неуютно. Я посмотрела на него. Как обычно, он даже не заметил, как я проснулась. В сумраке моей огромной комнаты его безмятежный вид отчего-то напомнил о том, что моя жизнь подходит к концу. Ной поежился, обхватив себя во сне за плечи, и я наклонилась и набросила на него одеяло, нагретое моим телом. Затем соскользнула на пол и на цыпочках приблизилась к комоду. В комнате было холодно, поэтому кроме штанов я надела еще и носки. Затем, не глядя в сторону кровати, где Ной закутался в одеяло будто мумия, вышла из комнаты.
Желудок крутило от боли, и когда я выпила стакан воды, поняла, что боль возникла от голода. Это сосущее чувство даже радовало – я все еще жива. И хочу есть. Сполоснув стакан, я вернула его на полку, затем заглянула в холодильник, в буфет и в духовку – ничего съестного. Неужели Ной все съел? Достав зачерствевшую буханку хлеба из стола и поставив чайник на плиту, я попыталась вспомнить, что делала вчера. Была ли я дома, и просила ли Ноя что-то приготовить? Кажется, нет.
Придется есть хлеб и пить зеленый чай. Боль в желудке начала раздражать, и я задумалась, не совершить ли мне набег на запасы варенья в чулане. Или взять баночку меда?
Стоило представить, как мерзкая вязкая субстанция золотистого цвета окажется у меня во рту, и к горлу подкатила тошнота. Я сбросила с себя оковы отвращения и залила кипятком мятный чай с мелиссой. В лицо пахнуло жаром и ароматным коктейлем свежести. Запах прогнал вкус меда, и я смогла расслабить мышцы спины и живота. Сделала аккуратный глоток и посмотрела на буханку хлеба. Пахло от нее не особо аппетитно, но я отставила кружку, взяла нож и отрезала несколько кусочков хлеба. Откусила. Есть можно. Я питалась худшей едой.
Продолжая стоять у плиты, я отвернулась к окну, позволяя нетерпеливым мыслям проникнуть в голову. Тут же вспомнились самые яркие впечатления сегодняшнего (вчерашнего) дня: детектив Дин на полу с разодранной грудиной, слова Леды: «Это не я!», ее наполненное жалостью лицо, когда она бросилась ко мне с ножом.
«Я спасу тебя, Кая!».
Я зажмурилась, продолжая жевать.
«Я хотела тебя спасти, но у тебя его глаза».
Я должна была спасти Леду в тот день в сентябре. Я поклялась ей той ночью, что вытащу ее. Я точно помню, что сказала.
«Клянусь, я спасу тебя от этого кошмара».
Эти страшные слова засели в голове как последнее мгновение перед смертью.
Когда Леда убивала Сьюзен, она сказала ей именно эти слова. Она выкрикнула ей в лицо мои слова: «Клянусь, я спасу тебя от этого кошмара».
Это я повлияла на Леду. Я убедила ее, что помощь мне – хороший поступок, и она получит за него вознаграждение. Вознаграждением оказалась смерть. Смерть Леды – то, что не отпускает меня. Не потому что так захотел Ной, не потому что так захотел кто-то еще. Остаться было моим решением. Это я приняла решение остаться и спасти Леду, и все те вопросы, обвинения, что Ной играет со мной в игру… какой абсурд!
Я сама так решила. Сделала выбор остаться и спасти ее.
Спаси Леду Стивенсон, и вернешься.
Спасти Леду и убить Джека – мои последние мысли перед смертью. Когда умерла мама, когда Дориан мчался мне на встречу, чтобы помочь по просьбе матери, когда Ной Эллисс оказался под колесами машины, изумленный, шокированный, остолбеневший, - я думала о том, что поклялась спасти Леду Стивенсон. И я вернулась, чтобы спасти ее.
Я прижала ладони к лицу, будто это могло отогнать мысли, чувства, эмоции.
Неужели той ночью это была еще одна ошибка?
Леда напомнила мне Джорджи. Я желала спасти Джорджи. Я желала спасти Леду…
«Я хотела тебя спасти», повторяла Леда снова и снова. Да, той ночью она и хотела меня спасти. Она отсрочила мою смерть, она освободила меня из оков, она сбросила с меня цепь Криттонского Потрошителя. Она хотела меня спасти и спасла. Я хотела ее спасти и, как и всегда, проиграла эту партию.
«Он никогда больше тебя не тронет. Клянусь, я спасу тебя от этого кошмара».
Слова, вырванные из моей груди для Леды Стивенсон – последнее, что слышала Сьюзен в своей жизни.
Даже стоя с закрытыми глазами и зажимая уши ладонями, я не могла прекратить их слышать. Я хотела все обдумать, хотела решить, как помочь Леде, как завершить то, что я начала давно, но мысли атаковали безжалостно, били меня в плечи и шею, давали оплеухи и пощечины.
Я услышала справа от себя шум и, решив, что это Ной, открыла глаза и повернула голову. На кухне никого не было. Свет был ослепительно ярким и отражался от рабочей поверхности стола и от пола. Шум повторился, и я напряглась. Потому что звуки доносились из-за запертой двери чулана.