Страница 354 из 398
Я с недоумением уставилась на неё.
― Мам, ты что? Кого это не было?
Эля вздохнула, выпрямилась и, закрыв глаза, откинулась на стуле.
― Нашей семьи не было бы. Я собиралась уйти от Вёлунда…
― Ты же любишь его без памяти, ― не поверила я. Эля пожала плечами и принялась нервно теребить платок. ― Это из-за Тора, да? Ты из-за него хотела уйти? Потому что он тебя постоянно третировал?
Женщина хохотнула и покачала головой:
― Нет, дорогая, я понимала, почему он так ведёт себя и не обижалась. Знамо дело, вырос без матери. Кабы маленький был, а так… Понятно, что не хотел отца со мной делить. Чего уж тут обижаться. Я наперёд знала, что нелегко будет. Тор с девками уже женихаться начал, а тут мачеха ему на голову свалилась. Всё дело в Вёлунде. Когда я выходила за него, думала, что моей любви хватит на нас двоих. Не хватило. Малышка, жить рядом с человеком, который не отвечает тебе взаимностью невыносимо. Я на коленях молила богов. Если бы у нас появился ребёнок, … но я знала, что это невозможно, ― по её щеке медленно скатилась слеза, а моё сердце сжалось от жалости.
Я взяла руку Эли и прижалась к раскрытой ладони щекой.
― О чём же ты тогда молила богов? О любви?
― Нет. О том, чтобы они дали мне мужества уйти. Я знала, что не нужна Вёлунду, но продолжала цепляться за него, чувствуя себя надоедливой попрошайкой. Ловила каждое мгновение, каждую толику его внимания, надеясь, что со временем, он если не полюбит, то хотя бы почувствует привязанность ко мне. Время шло, а мой муж обращал на меня меньше внимания, чем на муху, бьющуюся в окошко. Только ночью, … ― Эля смутилась и покраснела, ― но и это понятно. Вёлунд здоровый, сильный мужчина ― естественно у него есть определённые потребности.
Она вдруг сжала между ладонями моё лицо:
― Доченька, пообещай мне, что выйдешь только за того, кто будет любить тебя не меньше, чем ты его. Это такая мука любить всем сердцем, а в глазах любимого видеть холодное равнодушие.
― Мам, ― с тревогой вскинулась я, ― но теперь всё хорошо, да? У вас с отцом всё наладилось?
Эля рассмеялась:
― Не волнуйся, солнышко. ― Мама чмокнула меня в лоб и пригладила растрепавшиеся волосы. ― Боги сжалились надо мной и послали нам с мужем чудесную малышку. Благодаря тебе, мы стали настоящей семьёй. Вёлунд сердцем будто оттаял. Нашлось и для меня там местечко. Ох, ты, ― всплеснула она руками, ― совсем я тебя заболтала. Ты кушай, кушай.
Я покачала головой и отодвинула тарелку. Аппетит пропал, а в теле появилась свинцовая тяжесть.
― Ээээ, маленькая моя, да у тебя уже глазки слипаются. Идём, я помогу тебя раздеться.
Эля проводила меня в мою комнату, уложила в кровать, заботливо подоткнула одеяло, а когда хотела уйти, я взмолилась:
― Нет, не уходи, пожалуйста. Полежи со мной.
Эля скинула башмаки и вытянулась поверх одеяла, а тут я же подкатилась ей под бочок и положила голову на плечо. Берси с громким ворчанием растянулся возле кровати на полу, всем своим видом демонстрируя, что никуда отсюда не двинется. Эля обняла меня и стала ласково перебирать мои волосы.
― Знаешь, ― задумчиво протянула женщина, ― когда мы тебя искали по всей деревне, я поняла, что мы живём, будто слепые котята. Копаемся в своих проблемах, суём нос чужие, а по сути… Ни до кого и ни до чего нет дела. Казалось бы, деревня ― все на виду, а толку-то?
― Мам, ты чего?
― Да понимаешь, доченька, горько мне, ах, как горько. Всю жизнь я здесь прожила. И родителей моих все знают, и сестёр, и братьев, а я будто чужая.
― Ну, что ты. Тебя все любят и уважают.
Эля крепче прижала меня к себе и чмокнула в макушку.
― Может, и уважают, а вот любят… вряд ли. Как они могут любить, если я даже в своей семье поперёк горла некоторым.
Я подхватилась, и сердито на неё посмотрела:
― Тебя опять сёстры обижают? Зачем к ним ходишь? Вёлунд сколько раз тебе говорил…
Эля тихонько рассмеялась и притянула меня к себе обратно:
― Ясонька моя ненаглядная. Прости. Распустила язык, растревожила сердечко твоё. Это я так, не бери в голову.
― Ну как же…
― Пойми, я жаловаться не собиралась, просто горечи много скопилось, вот и не удержалась, ― перебила она меня, и крепче прижав к себе, будто боялась, что я вдруг исчезну, тяжело вздохнула. ― Ты извини, что камень с души на тебя скинула. Просто ни с кем кроме тебя поговорить о таком не могу. Не с бабами же у колодца обсуждать семейные неурядицы. Они-то послушают, а потом по всей округе разнесут, да такого ещё приплетут ― век не отмоешься.
Так вот, после того, как стало ясно, что ты не с Сигурдом ― ринулись односельчан расспрашивать. Бегали мы бегали, а ничего толком не узнали. Всё будто заведённые лопотали о том, что ты с Сигурдом уехала, хотя жреца никто в глаза не видел. Прямо наваждение какое-то. Будто Локи подшутил и всем разом глаза отвёл. Тор прямо из себя вышел, а толку-то злиться. Народ у нас тёмный, в большинстве необразованный. Им кроме сплетен, других развлечений и нету. Неизвестно сколько ещё мы бы бегали, если бы случайно не наткнулись на Улу… Что смотришь? Не помнишь? Эта молодуха ― невестка старого Ильнара, жена его младшего сына, Ульрика.
Мне было откровенно лень разбираться в хитросплетениях родственных связей, и я просто кивнула, мол, помню.
― Ула увидела Тора и удивилась, что он после перелома уже ходит. Если бы не Сигурд, мы бы даже внимания на её слова не обратили. А жрец будто что-то почуял, застыл перед ней, как охотничий пёс над трофеем. Вцепился в молодуху и прямо допрос ей учинил. Это дочка Улы тебя со двора выманила.
― Её наверняка обманули. Она же совсем малышка.
― Так я же не говорю, что девчушка специально это сделала. Сигудр, как услышал о незнакомцах, что науськали её… Ух, на него стало страшно смотреть. Лицо вроде спокойное, а в глазах ― сплошная тьма плещется. Народ прям струхнул. Стоило ему открыть рот и велеть мужикам седлать коней, как все рассыпались по дворам, как преданные псы по приказу хозяина. Я сунулась было с ними, да куда там. Сигурд так глянул, что я не заметила, как дома очутилась. Мужчины вернулись поздно ночью усталые и злые. Вёлунд сказал только, что не успели догнать твоих похитителей. Перевал закрылся. Больше ни гу-гу, как я ни расспрашивала, а Тор… ― Эля тихо всхлипнула, ― сколько жить буду, не смогу забыть его застывшего мёртвой маской лица.