Страница 220 из 398
На это раз, знахаря я не встретила и новых, интересных животных не заметила. В своих поисках неизвестно чего или кого, я неожиданно забрела намного дальше, чем обычно. Эта часть рынка, была мне совершенно незнакома. Сначала я не поняла, где очутилась и что здесь происходит.
На холодной земле в неудобных позах сидели мужчины, женщины и дети. Одеты они были бедно, но в основном чисто. Меня поразило удивительное однообразие в их одежде. Кроме одинакового кроя, она была только серого или коричневого цвета, лишь кое-где мелькал синий оттенок, но такой тусклый, что почти не отличался от серого.
Моё внимание привлекли странные металлические или кожаные украшения на шее у всех сидящих на земле людей Они чем-то напоминали торквес, но в отличие от него, более плотно прилегали к шее. На некоторых мужчинах были надеты довольно толстые цепи. Вокруг, сидящих на земле, ходили богато одетые люди, внимательно их, рассматривая, и чем-то жарко споря. У меня в голове мелькали какие-то ассоциации, но я никак не могла их ухватить. И вдруг всё стало на место, когда до меня дошло, то, что я вижу, напоминает картинку из книжки, посвящённой работорговле. Я невольно подошла ближе.
Спустя мгновение, прижала руку к губам, чтобы не закричать от ужаса. Это была не картинка и даже не театральная постановка, а кусок безобразной реальности. Меня словно волной накрыло жуткой смесью страданий, горя, боли и невыразимой тоски. От нахлынувших на меня ощущений, я на мгновение оглохла и почти ослепла, совершенно потерявшись в пространстве. Еле передвигая конечностями, чуть не наступила на рабыню, которая почему-то сидела отдельно от остальных. Она испуганно дёрнулась, и я услышала, как звякнула цепь.
― Извините, ради бога, ― прошептала я, с ужасом рассматривая цепь, которой какой-то изверг приковал бедняжку к столбу, словно бродячую корову.
Женщина в свою очередь с изумлением посмотрела на меня. Сначала я не поняла в чём дело, а потом сообразила, очевидно, извинения она слышала не часто. Женщина поджала губы, передёрнула плечами и склонилась над малышом. Я застыла, уставившись на неё.
Передо мной сидела очень молодая, красивая женщина, едва ли старше меня. На её бледном, изнурённом лице, полыхали бездонными омутами, тёмные глаза. В них горела ярость загнанного в угол животного, готового в любую секунду вцепиться в глотку охотника. Их лихорадочный блеск подчёркивали тёмные круги, словно нарисованные чёрной тушью. Густые волосы слиплись от грязи и пота, на худой бледной щеке, ярким пятном выделялся свежий синяк. Красивые, пухлые губы, не сливались по цвету с бледным лицом, только потому, что были искусаны до крови. На тонкой шее видны были следы чьих-то пальцев, как будто бедняжку пытались придушить.
Женщина прижимала к груди ребёнка. Малыш двух или трёх лет, был довольно крупным, хорошеньким ангелочком с пухлыми щёчками. Женщина крепко прижимала ребёнка к впалой груди, осторожно перебирала густые, тёмные волосики и что-то тихо ему напевала. От всей её позы веяло отчаянием и обречённостью.
Заметив мой заинтересованный взгляд, торговец живым товаром подошёл ко мне и подобострастно улыбнулся:
― Госпожа, интересуется малышом?
От неожиданности, я испуганно шарахнулась от него, но толстяка моя реакция ничуть не смутила. Он только заулыбался ещё шире. Мне показалось, что стоит ему ещё чуть-чуть раздвинуть толстые губы и челюсть выпадет. Настоящая акула торговли.
― Я вас напугал? Простите, госпожа. Раз такое дело, готов скинуть цену на этого кудрявого карапуза. Он пока ещё мал, но зато абсолютно здоров и не плакса. Ещё годик-другой, будет хорошим посыльным. Желаете посмотреть ближе?
Толстяк подскочил к женщине и попытался отнять у неё ребёнка. Несчастная, с криком раненой птицы, крепче вцепилась в малыша. Ребёнок проснулся и заплакал.
― Тихо ты, тварь! Я предупреждал тебя. Не хотела быть покорной, гонор показывала. Избаловал тебя твой мягкотелый хозяин. Отдай ребёнка, подстилка тролля! ― мужчина пнул женщину, но она только тихо вскрикнула и ещё крепче прижала малыша. ― Я предупреждал… Отдай, кому говорят! ― орал толстяк и наотмашь ударил женщину. Она повалилась на землю, прикрывая своего ребёнка худеньким телом, от посыпавшихся градом ударов.
Вынести это было невозможно. Ярость заполнила меня до краёв. Я вцепилась в негодяя, пытаясь оттащить от несчастной. Толстяк оттолкнул меня, и я не рухнула плашмя в грязь только потому, что успела вовремя выставить руки. Мгновенно вскочив, я снова бросилась на него.
Мужчина успел перехватить мои запястья и сжал, словно тисками:
― Ты что взбесилась?
― Мерзавец! ― зашипела я и рванулась изо всех сил. ― Какой же вы мерзавец! Как вы можете отбирать у матери ребёнка.
― Ты полоумная? Она не женщина и не мать, … она жалкая рабыня, понятно.
― Отпустите меня немедленно!
― А ты держи ручки-то подальше от моей физиономии. Она у меня одна, и я ей дорожу. А то смотри, как бы рядом с рабыней возле столба не оказаться. А ты нечего, горячая штучка… Я бы на тебе неплохо заработал.
― Вы сволочь и мелкий пакостник!
― Заткнись сука, пока я на тебя ошейник не нацепил. Ступай, сегодня я добрый, ― торговец отшвырнул меня прочь. Зацепившись за камушек, я раненой птицей рухнула на землю. На меня навалилось глухое отчаяние и невыносимые страдания несчастных рабов. Они придавили меня к земле сильнее любого ошейника. Голова закружилась, я почувствовала во рту привкус крови.