Дар Менестреля

Глава 7

Корджер очнулся на уже знакомой серой долине, в которой бывал уже не раз и не два в своих снах. Он вспомнил свой последний сон здесь и содрогнулся. Здесь он с детьми провожал Дейдру, как он теперь понял, в последний путь. С детьми... Все трое оказались его сыновьями, отсюда и таинственная связь между этими троими. Тот в бордовом плаще должно быть был его старший - Йолан, попавший в руки его врага и воспитанный орденом, разрушившим... Как все-таки странно распорядилась судьба. А в сером был средний - Йонаш, этого воспитали в Белых Горах. Странные судьбы и странные имена, которые ему так и не было позволено дать своим детям. А младший - Дастин. Как теперь стало ясно, простые люди, принявшие его, простецки переврали название древнего герцогства, приняв его за имя ребенка.

Рядом кто-то появлися. Корджер поднял глаза и увидел того самого старика, которого встречал в посленем сне и еще где-то... Воспоминания ускользали, но он был уверен, что видел его не раз и не два...

- Верно, ты видел меня много раз и мы разговаривали много раз, - кивнул головой старик, - присядь, поговорим еще...

Рядом с ними появились два кресла, в одно из которых немедленно сел незнакомец. Поколебавшись, Корджер опустился во второе и спросил:

- Кто ты?

- Сначала ты должен вспомнить кто ТЫ?

- Я знаю, кто я.

- Еще нет... - старик махнул рукой, будто срывая паутину с глаз Корджера, и вдруг в памяти того словно открылись запертые доныне двери, и воспоминания хлынули на него, переполняя его чувства ужасом пережитого... Боль, то ли настоящая, то ли выплывшая из воспоминаний запульсировала во лбу, и он поднял руку к темнеющему там драгоценному камню, но не нашел его, а взамен ощутил прикосновение неживых нечеловеческих металлических пальцев, но и это наваждение прошло придя на смену новому наваждению, еще причудливее предыдущего... Корджер прикрыл глаза и позволил волне воспоминаний пройти сквозь него, а потом вновь открыл их, не совсем уверенный, что же он увидит. Но картина была прежней, серая долина, два кресла на утоптанной дорожке, он и старик. Картина не изменилась, изменился он сам. Он уже не был Корджером, бывшим императором Гланта, он помнил множество жизней и множество судеб, и Корджер был лишь одной из них, самой свежей, но не самой ужасной...

- Значит, это было не случайно? - спросил он старика.

- Нет, - ответил тот.

- Но если я обречен сражаться на стороне Света, как же произошло то, в Бренсалле?

- Жители этого города слишком долго нарушали Закон. Те, кто приютили твоего сына, были одни из немногих остававшихся там праведников. Но они умерли, умерли и остальные хорошие люди в этом городе, а новых не появилось. Последнего праведника похоронили в Бренсалле незадолго до твоего прихода туда.

- Значит город был обречен?

- Да. Ты был лишь меч карающий, не более.

- Но почему я?

- Ты сам этого просил.

- Когда?... - спросил Корджер и осекся, вспомнив комнату в замке д'Ариньи, и свою отчаянную пьяную молитву "сделай меня своим мечом!"

- Видишь, ты и сам помнишь. Поскольку тебя это волнует, не забывай, что горожане тоже просили своей судьбы.

- А это когда? - удивленно спросил Корджер, и снова вспомнил когда... "Хотите ли вы видеть казнь и смерть?" - спросил он, и улюкающая толпа закричала: "Да, хотим!..."

- Теперь ты помнишь меня?

- Ты - Единый? - спросил Корджер. Старик покачал головой:

- Ты видишь его уста, не более. Я был создан понимащим Его Волю и умеющим облечь ее в правильные слова, понятные, иногда, людям. Перед тобой - посланник.

- А если я хочу говорить не с тобой, а с ним? Если я хочу спросить его, за что мне все это? Если я хочу спросить, с чего это я должен служить Свету вновь и вновь?

- В чем же дело? Говори. Он ведь все равно все видит и все слышит. Ты видишь его в красоте рассвета, в шелесте травы, в глазах любимой, куда бы ты ни пошел, что бы ты ни делал, он видит и слышит тебя. Проблема не в том, чтобы он тебя услышал, а том, есть ли у тебя действительно что сказать ему?

- Но у меня есть что сказать! Я не хочу этой судьбы! Я не хочу быть всегда обречен служить Свету! Я не хочу быть игрушкой в чьих-то руках!

Старик вновь покачал головой и ответил:

- Ты обречен служить Свету именно потому, что ты не хочешь быть игрушкой в чьих-то руках.

- Я не понимаю!

- Хорошо, ты смог ответить на вопрос "Кто ты?" и тебе этот ответ не понравился. Тогда ответь на другой вопрос, "Что ты хочешь?" Хочешь ли ты жить мелким обывателем, трясущимся за свою жизнь и жизнь близких, и знающим что он ничего не может сделать, чтобы их защитить?

- Нет.

- Может ты хочешь видеть, как твою страну захватил жестокий враг и убивает твоих людей без суда и следствия, творя беззаконие лишь для собственного удовольствия, и спокойно стоять в стороне или может даже договориться с этим врагом о комфортных условиях для себя за то, что ты стоишь в стороне?

- Нет!

- Тогда может ты хочешь увидеть, как женщин твоей семьи насилуют, прежде чем убить, как твой дом охватывает пламя, а потом спокойно отдаться в руки убийцам и встретить свою смерть, после пыток и издевательств?

- Нет, но почему ты меня спрашиваешь?

- Потому, что это все - Зло, и это то, с чем ты борешься и обречен бороться. Потому что Зло направлено против людей, и ты или борешься с ним, или жертва его. Третьего не дано.

- Но тогда каждый обречен бороться со злом!

- Но не каждому дана сила бороться с ним!

- Но почему мне?

- Ты сам об этом просил, и не раз.

- Я? Почему?

- Ты хочешь стоять в стороне и осознавать свое бессилие, когда зло уничтожает то, что ты любишь, тех, кого ты любишь?

- Нет.