Страница 43 из 111
- Доброе утро, Кристоф! - и даже попыталась изобразить подобие улыбки.
- Не могу поверить своим ушам! - его радость могла бы показаться искренней, если бы не насмешливый взгляд. - Диана, это невероятный прогресс!
Я почувствовала, что краснею (только этого не хватало!), и, пробормотав что-то малопонятное мне самой, прошмыгнула мимо него в ванную...
Замешательство было теперь моим основным состоянием. Я не могла понять, как ко всему этому относиться. Насколько фантастической ни казалась бы создавшаяся ситуация, одно было очевидно: я имела для него значение. Огромное значение. На этот вывод наталкивали полные подтекста фразы, выловленные мной из разговоров с ним самим, Мойрой, Дженобом и подслушанные у прислуги. Более того, многие действия Кристофа, ранее совершенно непонятные для меня, теперь, с новым мотивом, обретали смысл.
То, как бдительно он стерег меня (не только ради Мойры, но и для себя), его безумная ревность, когда застал у меня Кайла, маниакальная настойчивость, с которой он искал меня месяц за месяцем, прочесывая страны, и, наконец, то, что мне прощались выходки, которые определенно стоили бы жизни другому...
Но в ответ злая память услужливо подсовывала самые больные воспоминания. Его рука, заставляющая меня смотреть на охотящихся 'псов'. Смертельная усталость от непосильного труда, недостатка сна и кровопотери, когда он пытался сломить мой дух... После детального анализа событий трехгодичной давности я пришла к выводу, что именно это он и хотел сделать. Я только не могла понять: зачем?. Как могли его поступки вязаться с любовью?.. И, наконец, Кайл - моя самая глубокая рана.
Стоило лишь подумать о возможности существования у Кристофа чувств ко мне, как меня накрывала с головой волна столь противоречивых эмоций, что казалось: из-под нее выбраться живой невозможно. Рассудок разрывался от таких несовместимых восклицаний, как детско-восторженное 'Ни фига себе!' и раздраженно-ядовитое 'А не пошел бы он!..'
Но главное, было невозможно забыть, кто он.
** ** **
Каждое утро меня будил один и тот же сон - шепот: 'Диа-а-на а а...' - и легкий поцелуй, влекший за собой все мое тело. И очень скоро я поняла: это не сон.
...Задумавшись, я долго смотрела на утренний сад за окном. Солнечные лучи превращали остатки тумана в легкие занавеси, сквозь которые проступали очертания старых деревьев. Только теперь, спустя пятьдесят, а может, и сто лет после своей закладки, сад выглядел так, как запланировал неизвестный талантливый садовник: необыкновенно красивым уголком дикой природы. Интересно, хватило бы мужества у меня начать подобное дело, зная, что не смогу увидеть результат из-за быстротечности моей человеческой жизни?..
И вдруг я почувствовала, как кто-то - едва слышно - пропускает сквозь пальцы мои распущенные волосы. Отдельные волосинки, натягиваясь чуть сильнее других, вызывали приятное щекочущее ощущение на коже головы. Я уловила на шее близкое дыхание. Очень знакомое дыхание. И рефлекторно повернула голову в сторону, откуда оно доносилось.
Но там никого не было.
Я могла бы остаться в заблуждении, что мне все просто почудилось, если бы тут же слегка не качнулась шелковая паутинка ткани на окне рядом со мной. Безусловно, мое движение могло качнуть ее... Но почему-то я сомневалась в этом.
С того момента я стала прислушиваться к своему состоянию с удвоенным вниманием. И чем больше я прислушивалась, тем явственнее становилось невозможное... Чем бы я ни занималась, весь день ко мне прикасались невидимые пальцы: гладили лицо, еле ощутимо держали за руку, скользили по шее, по ногам. Чужое близкое дыхание холодило кожу щеки, плеча, стекало по спине. 'Диа-а-на-а-а...', - шептал чей-то голос рядом на границе слышимости. А порой я ловила на губах едва осязаемый поцелуй, знакомый мне по утренним снам. И как бы быстро я ни оборачивалась, поймать на горячем наглеца не удавалось...
Обнаружив у себя тревожные симптомы, другой человек, скорее всего, обратился бы к психиатру. Но я вспомнила, что в моей жизни уже было время, когда я замечала подобное, - после того, как Кристоф забрал меня у родителей. С первых дней в его доме постоянное ощущение чужого присутствия и невидимые прикосновения сводили меня с ума. Тогда я пришла к выводу, что из-за безумных стрессов меня развлекает собственное воображение. В ожидании близкого конца это казалось настолько неважным, что я попросту отмахнулась от навязчивых фантазий. Но когда смутные воспоминания легли на картину происходящего сейчас, мне открылась несомненная правда - все это делал Кристоф.
Оставалось неясным одно: как именно делал. Было ли это следствием уже известной мне его способности передвигаться так быстро, что человеческий глаз не успевал отследить движение? Или это - гипноз? Не может же он становиться невидимым, в самом деле!
Задавая себе эти вопросы, я поняла, как мало, в сущности, знаю о нем...
Как следствие, я стала вести себя подобно параноику. Заходя в комнату, я приоткрывала дверь ровно настолько, чтобы проскользнуть в получившуюся узкую щель, после чего резко захлопывала ее, злорадствуя, что уж теперь-то он не успел проскочить! Следовавшее за этим еле слышное прикосновение к руке заставляло меня буквально подпрыгивать до потолка. 'Он что же, умеет проходить сквозь стены?' - раздражалась я. В мистику я не верила решительно.
Из-за осознания факта, что, оказывается, он постоянно находился рядом и наблюдал за мной в самых разных... ситуациях, я была страшно напряжена за ужином! Еще больше бесило необыкновенно приподнятое настроение Кристофа, сидевшего напротив. Стоило мне зло посмотреть на него, как он тут же начинал что-то увлеченно разглядывать за окном, при этом уголки его губ слегка подрагивали, еле сдерживая предательскую улыбку. Такое нетипичное для него поведение, конечно же, привлекло внимание Дженоба и Мойры, но они ограничились лишь театрально поднятыми бровями и обменом недоуменными взглядами.