Ночная

 - Ты все еще можешь отказаться от участия, - напомнила я ему, отложив отмычки. По большому счету, Раинер был нужен только в качестве рабочей силы: я бы ни за что не успела вырыть подходящую могилу за столь короткий отрезок времени. Забросать ее землей, пока нахцерер грызет вожделенный саван, куда проще, и провернуть это вполне реально в одиночку. Зачем тащить за собой храмовника? Это мне нужно, чтобы все прогнозы сбылись в точности, а он-то тут причем?

 - А ты так уверена, что все пройдет по плану? – насмешливо поинтересовался брат Раинер, словно подслушав мои богонеугодные эмансипистские мыслишки, и ненавязчиво-естественным жестом положил руку на рукоять храмового меча.

Выглядел он в этот момент словно сияющий рыцарь с лубочной картинки (да и чувствовал себя, судя по всему, так же), и мне бы радоваться, что можно не лезть на рожон, но…

До мысли, что какая-то ничтожная женщина может переживать за чью-то сурово-брутальную мужскую шкуру, не говоря уже о том, что какая-то женщина способна справиться с погребением нахцерера в одиночку, Тангарре оставалось еще пять-шесть веков планомерного развития. Раинер подобный подход точно не оценил бы.

Я удрученно потерла лоб. Там давно уже ничего не болело, но ощущение утраченных возможностей (хотя бы оглушить чертова упрямца и утащить куда-нибудь подальше!) саднило куда хуже лопнувшего магического канала.

Увы, сделать с Раинером я ничего не могла, а на препирательства времени не оставалось, так что я беззвучно сняла открытый замок с петель.

Из склепа пахнуло застоявшимся воздухом, заставившим нас одинаково сморщиться и побледнеть. Ступеньки уводили вниз, в темноту. Я машинально пошарила рукой по стене, и щелчок выключателя прозвучал пушечным выстрелом – но светлее, естественно, не стало.

 - Что это было? – бдительно спросил Раинер, оттеснив меня в сторону, и провел факелом из стороны в сторону.

Я промолчала, смущенно пожав плечами, и прижалась к стене. Идти вперед он мне предсказуемо не позволил – да и саван не отдал. Оставалось только плестись в арьергарде и предаваться ядовитым размышлениям на тему корреляции средней продолжительности жизни мужчин и патриархальных тезисов о проявлении благородства.

В мертвецкую при храме попадали в основном самоубийцы, жертвы несчастных случаев, неопознанные и обвиненные в ереси – сплошь клиентура карателей – а потому с погребальными церемониями здесь не слишком заморачивались. С тем же успехом можно было выбросить труп на помойку – разве что считалось, что освященная земля не позволит покойнику подняться, потому мертвецкая была несколько более популярным местом.

Поначалу каратели все-таки соблюдали какое-то подобие порядка. Самые старые тела аккуратно лежали вдоль стен, завернутые в саваны, но эпидемия устанавливала свои правила. Спускаться в рассадник чумы ради правильного погребения каких-то неудачников, Темным облаком помеченных, каратели определенно не горели желанием.

Трупы посвежее валялись у подножия лестницы.

Я думала, что три года учебы в Иринейской школе младших целителей и два – периодических подработок у мамаши Жизель подготовили меня к подобным зрелищам, но переоценила крепость своей нервной системы – и, что немаловажно, желудка.

 - Ты в порядке? – осторожно спросил брат Раинер, обернувшись на характерный звук и чуть опустив факел.

Трепещущее пятно света подползло ближе к его ногам, выпустив обратно в темноту переплетение мертвых тел.

 - Нет, - честно ответила я и сплюнула на лестницу.

Брат Раинер убедился, что очень даже да, и отвернулся. Пятно света снова поползло вперед, и я машинально отвела взгляд – и разозлилась сама на себя.

Еще ведь собиралась сюда в одиночку лезть!

 - Ничего не слышно, - удрученно вздохнула я.

 - Этому-то нахцереру чавкать нечем, - заметил брат Раинер и вытащил меч из ножен. Помедлил на нижних ступенях лестницы и обернулся. – Подожди-ка лучше здесь. Или наверху, заодно последишь, чтобы в коридоре никого не оказалось в самый неподходящий момент.

Похоже, наши мнения о том, кому нечего делать в мертвецкой, расходились еще кардинальнее, чем я думала поначалу. Я честно попыталась представить ситуацию с его точки зрения: все привычные приемы и тактика рассчитаны на десяток боеспособных храмовников за спиной, а тут – какой-то перепуганный довесок (хуже: женщина!), темнота и теснота душного склепа.

Пожалуй, если бы не один нюанс, я бы с ним даже согласилась. Но вместо этого запустила руку за ворот и выразительно покачала погнутой монеткой на грубой храмовой нитке.

Монетка не одобрила подобную фамильярность и зловеще окуталась густым, полночным темно-синим ореолом. Пламя факела затрепетало, словно от внезапного сквозняка, и погасло, а откуда-то из переплетения технических коридоров донесся высокий вскрик, отозвавшийся эхом в каждом пустом закоулке.

Вырвавшийся у Раинера комментарий явно не входил в десятку рекомендованных храмом, но я с перепугу выразилась еще крепче. Это, кажется, напомнило храмовнику, где он и зачем – а потому десятник отбросил бесполезный уже факел и обмотал освободившуюся руку саваном. В блеклом свечении монетки я различала только белую ткань и отблески на клинке – а стоило Раинеру уйти на пару шагов вперед, как и вовсе потеряла его из виду.