Ночная

На востоке смущенно розовела полоса солнечного света, наконец-то почтившего своим присутствием отсыревший город. Из крошечного окошка чужой кельи открывался не слишком обширный вид, но небо вроде бы прояснилось, и можно было рассчитывать, что хотя бы сегодня обойдется без дождя.

 - Раинер! Ну Раинер же!

Десятник оторвал бессмысленный взгляд от кусочка неба под потолком, проморгался, сгоняя остатки сна, и сфокусировался на мне. Я неловко переступила с ноги на ногу, на всякий случай еще придерживая хлипкую дверь его кельи – вдруг все-таки придется драпать? Но Раинер только подскочил и потянул тощее одеяло на плечи.

 - Ты что здесь делаешь?!

 - Тебя бужу, - призналась я, завороженная этой внезапной стыдливостью.

Десятник зажмурился, сел и потер лицо ладонью, откинувшись спиной на стену кельи. Одеяло он все-таки отпустил, и оно благополучно сползло до пояса, но ничего крамольного мне не открылось – все та же нижняя рубаха, ветхая и застиранная, с грубой шнуровкой у ворота.

 - И зачем? До побудки еще уйма времени… тебя никто не видел?

Вообще-то я специально выждала, чтобы ежечасный патруль скрылся за поворотом, и только потом вышла в коридор, но от пакостной улыбки не удержалась.

  - А, ты переживаешь, что думают братья по вере про твой обет?

 - Уже нет, - обреченно вздохнул Раинер. – Наверняка весь монастырь твердо уверен, что я его нарушил дня этак два назад, просто настоятель слишком занят для воспитательных бесед с личным составом. Так зачем ты меня разбудила?

 - Смотри, - я устыдилась и поспешила перейти к делу. – Все неупокойники – на самом деле зараженные чумой зомби, так? И полный их список можно составить, если кто-нибудь еще раз сходит в хижину бокора и перепишет имена с бутылок…

 - И ты решила стребовать еще денег под сей поход? – усмехнулся храмовник.

Для человека, знакомого со мной меньше недели, предсказывать мои действия ему удавалось слишком хорошо.

 - Если придется идти самой – стребую, - все-таки подтвердила я, но увести себя с курса не дала. – Но я сейчас не о том. Гранд ведь тоже восстал. Вряд ли он сам запер свою душу в бутылке.

 - Вот зараза, - выдохнул Раинер и подался вперед. – Так бокоров тоже двое?! То есть… было двое…

 - Точно, - невесело усмехнулась я. – Где-то в городе есть еще один дом с изумительной коллекцией кухонной посуды с крышечками, и, если нам нужен полный список жертв, нужно найти его.

Десятник задумчиво покачал головой.

 - В городе эпидемия. Люди запираются в домах, почти никуда не выходят и никого не впускают. Мы ведь не знаем, жил ли второй бокор один или с кем-то еще… хотя тогда другой жилец наверняка догадывался бы о его занятиях… - сказал он и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

Я ответила таким же ошалелым взглядом, но решительно тряхнула головой.

 - Нет, это уже отдает паранойей. Остановимся на том, что бокоров было двое.

 - Допустим, - не стал спорить Раинер. – Но этой сногсшибательной новостью ты могла поделиться и с синодом. Зачем будить меня?

Для человека, знакомого со мной меньше недели… черт. Кажется, я рановато записала его в послушные валенки. За обескураживающей честностью пряталась лисья наблюдательность, превращающая его прямолинейность и открытость в отличный инструмент по завоеванию чужого доверия.

Применять его десятник не стеснялся.

 - Я подумала, - старательно подбирая слова, заговорила я, - кого могли похоронить без савана? Горожане всегда следят за соблюдением обрядов, и, кроме того, если бы у Гранда была возможность участвовать в организации погребения, уж он бы озаботился сделать все, как положено.

 - Мы не знаем, покидал ли колдун город, - медленно сказал десятник. – За ним никто не следил, а жил он за стеной и мог уйти в любой момент куда угодно.

Я поморщилась. Раинер явно понял мою неозвученную мысль, но не хотел признавать, что это может быть правдой.

 - Второй бокор был неосвещенный, судя по монетке, и храмовые каратели не всегда сжигают до костей, как Гранда… - упрямо продолжила я.

 - Я понял, - перебил меня Раинер. – А теперь прикинь, что будет, если город узнает, что в эпидемии чумы виноват храм, а не бокор.

 - Ну, на некоторое время вы останетесь без пожертвований, а в отдаленных районах разгромят пару мелких святилищ, - признала я. – Но болезнь остановится, разве не это сейчас главное?..

 - Храм никогда не останется виноватым! – холодно оборвал меня десятник.

Я замолчала.

Да, я привыкла считать местных зашоренными мизогинистами, сдвинутыми на вере в светлое Небо и панически боящимися Темного Облака. На религию я смотрела со здоровым прагматизмом человека, выросшего в светском государстве и, кроме того, отлично понимавшего, что Облако было не Темным, а всего-навсего плотным – над Хеллой такое уже лет триста висит, и ничего.