Ночная

Надо же. И трех дней не прошло, как я вернулась в королевский госпиталь…

 - Не дергайся, - посоветовал Оберон, когда я попыталась сесть и зашипела от резкой боли в плече. – Ты ранена.

Это я уже успела понять – с несколько излишней наглядностью и отчетливостью.

 - Мастер Паншилл уже сплел заживляющее заклинание, - встретив полный недоумения взгляд, покорно просветил меня Оберон. – Даже трижды, потому как Раинер побывал здесь уже два раза, болтун несчастный… но рукой пока лучше не двигать и вообще не шевелиться лишний раз.

Двинуть рукой и так не вышло бы: кокон заклинания опутывал ее от кончиков пальцев до самого плеча, частично забираясь на ключицу. Плетение было такое плотное, что я видела его безо всякого магического дара, и по своему куцему опыту работы могла заключить, что досталось мне знатно. К таким заклинаниям прибегали, когда без вмешательства целителя пациент рисковал двинуть кони от одного только болевого шока.

 - Кости?.. – хрипло каркнула я и была вознаграждена стаканом-непроливайкой.

 - Все должно зажить в течение нескольких дней, - не поддался Оберон. – Мастер Паншилл свое дело знает.

Это я и так видела. Чтобы трижды наложить подобное плетение и потом не валяться пластом от истощения, а раздавать дельные советы насчет намордников, нужно быть не просто профессионалом, а гением своего дела.

 - Стрелка поймали? – с нескрываемой кровожадностью поинтересовалась я, ополовинив стакан.

Оберон насмешливо заломил бровь.

 - А Аино была уверена, что ты первым делом потребуешь к себе Раинера и надерешь ему уши за такие эксперименты над его обетами.

Я досадливо поморщилась.

 - Тангаррская религия подразумевает, что помолвка заключается в храме, и церемониал совершенно другой. От предложения по ирейским традициям его обетам ничего бы не сделалось, даже вздумай я согласиться. Лучше расскажи…

 - А ты вздумала не согласиться? – перебил Оберон.

С внутренним протестом и нелогично накатившей обидой справиться было куда сложнее, чем с досадой из-за его нежелания делиться подробностями расследования, и я ответила прямо:

 - Если бы я отказала ему на публике, леди Шейли меня бы прибила, - раздраженно сказала я – и все-таки прикусила язык.

Оберону неоткуда знать, что форма предложения для бывшего служителя храма выглядит еще более причудливо, чем собственно тангаррская церемония. Это я понимаю, что, если бы Раинер действительно решил жениться, в парк он пришел бы не с кольцом, а с лентами, ножом и чашей… и вот тогда я бы точно надрала ему уши. А так – и предъявить-то нечего. Это было всего-навсего представление для леди Шейли – но оценить ход в состоянии только я да сам Раинер.

 - Что? – с усталым вздохом спросила я.

Оберон смотрел на меня как-то странно.

 - Она попыталась, - поняла я и подняла взгляд, уставившись в потолок. – Она наняла стрелка. Вот же…

Увы, Оберону не было суждено узнать, какого я мнения о вероломной леди Шейли. Я уже спала, и мне снился Раинер в наморднике, упрямо пытающийся взять штурмом королевский госпиталь.

Поэтому, когда я проснулась во второй раз и обнаружила храмовника рядом (да еще без намордника!), то подскочила, позабыв про целительские рекомендации, и тут же скривилась, не сдержав вскрик: вместо плотного кокона над пострадавшей рукой едва заметно переливалось куда более простое плетение, и обезболивающий компонент из него явно исключили.

Раинер молча положил руку мне на живот, не позволяя дергаться, и с облегчением выдохнул – будто до последнего не верил, что я очнусь.

 - А я-то думала, что ты после чудесного исцеления от ран, которые нанес настоящий нахцерер, проникся верой в ирейскую медицину, - не удержалась я.

Храмовник удрученно закатил глаза, отвесил мне щелбан – правда, очень осторожно, словно опасался навредить – и яростно застрочил что-то в специально принесенном блокноте, но вскоре отложил его, так и не показав мне.

 - Эй! – возмутилась я, рефлекторно потянувшись за блокнотом – и зашипела от боли. Острее всего почему-то кололо даже не само плечо, а где-то под ключицей, что вообще не укладывалось в рамки моих представлений о ранениях в руку, и я спросила: - Куда мне попали?

Забинтовано было плечо, и в пальцах расплывалось отечное онемение. А что творилось под ключицей, я не видела: любые попытки излишне активно двигать шеей заканчивались такой болью, будто у меня в груди сидела какая-нибудь допотопная стрела с зазубренным наконечником.

Раинер, разумеется, не ответил. Отложил блокнот на тумбочку и встал, чтобы нагнуться надо мной, опираясь на койку – предусмотрительно с правой стороны. Замер на мгновение, не то спрашивая разрешения, не то проводя последнюю проверку бастионов собственной выдержки, - и я сама подалась навстречу. Раинер беззвучно хмыкнул, скользнул пальцами вдоль моей скулы – и ткнул пальцем в центр лба, заставив улечься обратно на подушку.