Страница 2 из 191
Семь лет минуло с памятной для Алёнки вылазки в имение Самбуровых. Семь долгих лет, но и по сей день она помнила каждое мгновение того дивного летнего утра, что стало дня неё самым лучшим за всю её недолгую жизнь лишь потому, что его осветила улыбка юного офицера. Она так и не смогла забыть тёмно-карие очи, опушённые длинными, ресницами, ямочки на смуглых щеках, тёмные, блестящие на солнце кудри. Всю обратную дорогу до дома она пребывала словно в каком-то мороке. Алёшка говорил без умолку, советуясь с нею, но, не слыша ответа, сам себе отвечал, на ходу придумывая оправдания их долгому отсутствию. Алёнка и в самом деле его не слышала, все её помыслы, мечты и желания отныне остались там: на заднем дворе бывшей усадьбы Самбуровых. Она лишь глупо улыбалась в ответ, когда Алёшка обращался к ней и хмурился, качая головой.
Ох, и досталось им по возвращению в усадьбу. Целую седмицу Алёнка просидела под замком в своих покоях, а mademoiselle Беляева глаз с неё не спускала, в наказание заставив выучить назубок длиннющий список немецких глаголов, Алёшку же, отец так выдрал розгами, что мальчишка смог подняться только на третий день после экзекуции.
Ныне вихрастый белобрысый парнишка, приятель детских озорных забав Алёнки, вырос в стройного статного юношу, служившего приказчиком у Коршунова. Золотистая копна кудрей теперь была аккуратно подстрижена и причёсана, широкие плечи обтягивала белая атласная рубаха под чёрным парчовым жилетом. Синие глаза взирали на посетителей внимательно и услужливо, иногда насмешливо, когда Алексей замечал, как какая-нибудь из девиц, зашедших в лавку, строит ему глазки. Лишь при взгляде на купеческую дочь взгляд молодого человека туманился неизбывной тоскою, а щёки заливал жаркий румянец. Как бы хорош он собою не был, а всё ж хозяйской дочери не пара. Для неё он по-прежнему оставался Алёшкою, другом и приятелем, но не более.
Переменилась и сама Алёнка. Худенькая чернявая девчонка к семнадцати годам преобразилась в статную барышню, чей взгляд заставлял быстрее забиться не одно мужское сердце, чья манящая улыбка способна была лишить сна и покоя. В свои юные года Алёна, или Елена Яковлевна, как её стали величать с недавних пор, успела вскружить голову не одному поклоннику. Мало, кто из мужчин, хоть раз видевших дочь купца Коршунова, остался равнодушен к юной прелестнице, ибо надобно было быть слепым, дабы не заметить подобной красоты. Густые роскошные локоны Алёна туго заплетала в две толстые блестящие косы, но мелкие кудряшки всё равно выбивались из причёски, обрамляя совершенный овал лица. Золотистая, чуть тронутая южным солнцем кожа, тонкий прямой нос, высокие дуги густых соболиных бровей, чёрные блестящие очи, яркие, словно спелая черешня, губы – таков был портрет уездной красавицы.
Якову Ивановичу речи, восхвалявшие красоту и ум единственной дочери, выслушивать было, безусловно, лестно, но вместе с тем и беспокойно. Летом в курортном городке появлялось довольно много приезжих, в том числе и офицеров, поправляющих своё здоровье на минеральных источниках в местном военном госпитале после участия в Персидской кампании 1911 года. Множество раз замечал Коршунов восхищённые взгляды, коими провожали его дочь бравые военные, и тогда тревожно сжималось сердце в груди пожилого купца. Вот найдётся среди этой блестящей офицерской братии один такой, кто вскружит голову его Алёнке, и тогда только поминай, как звали. Но к его счастью, Елена Яковлевна никого из них не привечала, оставаясь равнодушной к комплиментам и попыткам свести знакомство. Куда больший интерес она проявляла к делам своего папеньки, и поскольку в последние годы Яков Иванович стал весьма слаб зрением, охотно взялась вести учётные книги.
В лавке, где торговали тканями, кружевом, лентами и прочими мелочами, без которых не в состоянии обойтись ни одна уважающая себя модница, в закутке была обустроена конторка, отгороженная от основного помещения небольшой ширмой, используемая хозяином, как своего рода кабинет. Именно здесь Алёна проводила обыкновенно первую половину дня, вписывая в гроссбух ровные колонки цифр и подводя итоги торговли.
Нынче с самого утра зарядил мелкий противный дождик. Туманный и серый июньский день был столь же отвратительным, как и настроение Алёны. Сырая ненастная погода распугала всех покупателей, и Алексей, маясь от безделья, донимал девушку разговорами, мешая сосредоточиться над работой. Алёна уже совсем было собралась попросить его не мешать ей, но не успела. Скрипнула входная дверь и в лавку, отряхиваясь от дождевых капель, впорхнули две юные барышни, а следом за ними на порог степенно ступила дама средних лет. Барышнями оказались: хорошенькая, похожая на фарфоровую куклу, белокурая Катенька Лескова и темноокая красавица Аннет Белозерская.
Алексей отошёл от конторки и устремился навстречу дамам. Пока madame Белозерская выбирала канву и шёлк для рукоделия, барышни, уединившись в самом дальнем углу лавки, подальше от всевидящего ока чопорной и неулыбчивой patro
esse и, не замечая притаившейся за ширмой Алёны, делали вид, что перебирают образцы лент, обсуждая друг с другом последние новости.
- Ты говорила, что получила письмо от Сержа на прошлой неделе, - послышался тихий мелодичный голосок mademoiselle Лесковой.
Алёна презрительно скривилась. Mademoiselle Лескова и её маменька частенько брали товар в долг, оплачивать который не торопились, но при том не забывали напомнить о своей принадлежности к дворянскому сословию. И даже несмотря на то, что когда-то Яков Иванович выкупил у Лесковых их родовое гнездо, на Коршуновых Катенька взирала свысока.
- Я уверена, он сделает тебе предложение, как только вернётся из Петербурга, - шёпотом ответила mademoiselle Белозерская.
- Ожидание сводит меня с ума, - вздохнула Катенька. – Ты сказала, он пишет, будто скучает без моего общества, но всё это лишь слова, а я только о нём и думаю. Боюсь, показаться ему смешной и нелепой, хуже того - навязчивой.
- Напрасно ты тревожишься о том, - тихо рассмеялась Аннет. – Уже сегодня Серж будет дома, и развеет все твои страхи. Маменька с самого утра за ним экипаж на вокзал отправила.
При этих словах mademoiselle Белозерской Алёнка так сильно стиснула в пальцах перо, что он погнулось в её руке. Сердце зашлось в груди до того часто, что стало трудно дышать, а на глаза навернулись жгучие слёзы: «Он приезжает! Сегодня! Но Боже! Боже! Неужели только для того, чтобы жениться?! Жениться на глупой фарфоровой кукле!» - осторожно отложила испорченное перо девушка. Послышались лёгкие шаги и удаляющиеся голоса. Вскоре до её слуха донёсся голос Алексея, назвавший покупательницам цену за выбранный ими товар.
Алёна осторожно выглянула из-за ширмы и, убедившись, что девушки в сопровождении madame Белозерской покинули помещение лавки, вышла из-за прилавка.
- Алёша, подай мне плащ, - обратилась она к приказчику.
- Уже уходите, Елена Яковлевна? - заметно огорчился Алексей.
- Душно здесь, - улыбнулась девушка дрожащими губами, стараясь не выказать истинных чувств.
Распахнув настежь двери, Алёна шагнула за порог и вдохнула полной грудью. Дождь уже окончился, и после него в воздухе витал сладковато-пряный аромат листвы, травы, цветущего чубушника, смешанный с запахом мокрой земли и дерева. Стало светлее, высоко в небе ветер гнал рваные клочья серых туч, прорезавшийся золотистой стрелой яркий солнечный луч, тотчас заиграл искрами в каждой капле, оставленной прошедшим дождём.
Подставив лицо солнышку, девушка зажмурилась. Последние два года, она как скупец, кладущий в копилку каждый грош, собирала сведения о предмете своих девичьих грёз. Благо в лавку частенько заходили словоохотливые кумушки, что перебирая товар, попутно не прочь были перемыть косточки соседям. Алёна жадно прислушивалась к разговорам, стоило только ей расслышать фамилию Белозерских. Именно из этих разговоров она знала, что последние два года Сергей Кириллович провёл в Петербурге, а ныне вот возвращается домой и ни когда-нибудь, а именно сегодня.
В последнее время она часто фантазировала себе о том, как встретится с Белозерским, и он, увидев её, непременно влюбится. Ведь бывает же так, что стоит только раз увидеться, и сразу понимаешь, что вот он, человек, от которого зависит не только твоё счастье, но и самая твоя жизнь. Она же сразу поняла, что это именно он, иначе не мечтала бы о нём долгие семь лет. Но, похоже, судьба не собиралась вручать ей подобные подарки, мало того, сердце Сергея Кирилловича оказалось не свободным, и царит в нём Катенька Лескова - глупое инфантильное создание. Думая о mademoiselle Лесковой, Алёна нахмурилась. У Катеньки было то, чего не было у неё, дочери купца, пускай и весьма удачливого. Катиш принадлежала к дворянскому сословию, тогда, как Коршуновых представители дворянства презрительно именовали торгашами.
«Но разве для настоящей любви имеют значение подобные глупые условности?! - тотчас воспарила от уныния к надежде душа. – Надобно только увидеться с ним! Пусть он только взглянет меня и тотчас поймёт, что только я могу составить его счастье!» Дело оставалось за малым: придумать, как увидеться с Сергеем Кирилловичем. Не пробираться же тайком в усадьбу через ограду, как семь лет назад, а явиться к Белозерским незваной, так и вовсе невозможно.
Раздумывая над тем, как ей устроить свидание с Белозерским, Алёна шагнула обратно в лавку, закрыв за собою двери. Мгновенный переход от яркого света дня к полутёмному освещению лавки заставил её на некоторое время остановиться на пороге и подождать, когда глаза привыкнут к полумраку. До её слуха донёсся тяжёлый удручённый вздох приказчика.
- Ума не приложу, что делать? – посетовал Алексей, обращаясь к ней.
- В чём дело? – шагнула девушка к прилавку.
- Барыня Белозерская свёрток забыли, а ведь скажут, что это я нарочно товар не отпустил, а плату взял, - огорчился Алексей.
- Не беда, - тотчас оживилась Алёнка, которой на ум пришла мысль, способная разрешить её затруднения. – Пойди, скажи, что я велела коляску заложить. Я сама к Белозерским товар свезу.
Не давая себе времени на раздумья, Алёна принялась собираться. Цветастую шаль на плечах сменила косынка из белого кружева, а темноволосую голову увенчала кокетливая соломенная шляпка, украшенная искусственными маками из алого шёлка. Оглядев своё отражение в небольшом зеркале, Алёна подхватила свёрток и поспешила к ожидавшему её экипажу. Спустя час коляска Коршуновых остановилась у ворот усадьбы Белозерских. Из сторожки вышел здоровый мужик, в котором Алёнка тотчас узнала Дементия, некогда поутру изловившего в усадебном парке двух сорванцов. Она невольно улыбнулась своим воспоминаниям, а привратник, завидев в коляске красивую барышню, улыбающуюся ему, как старому знакомцу, поспешил отворить ворота.
Лёгкий экипаж въехал под сень довольно длинной подъездной аллеи. Алёнка вертела головой по сторонам, стремясь взглядом охватить всё вокруг и, как можно больше, запечатлеть в памяти: мраморные статуи, служившие украшением паркового ансамбля, ровно подстриженные кусты, клумбы с бледно-лиловыми и белыми крокусами, алые тюльпаны и бело-жёлтые нарциссы.
В конце подъездной аллеи оказались ещё одни ворота, ведущие в парадный двор. На этот раз слуга поинтересовался, кто она такая и по какому делу к господам пожаловала. Алёна назвалась и сказала, что привезла из лавки забытый барыней свёрток, и только после этого ворота ей открыли.
На дворе перед крыльцом стояла закрытый экипаж Белозерских. Прислуга, разгружая багаж, сновала по довольно высокой мраморной лестнице от кареты к распахнутым дверям. Ступив на подножку, Алёна оробела. Огромный дом, столько челяди, верно, она с ума сошла, коли решила, что Белозерский снизойдёт до того, чтобы обратить на неё своё внимание. Однако напомнив себе, в каком бедственном положении находится семейство Лесковых, несмотря на принадлежность к дворянскому сословию, девушка ступила на посыпанную светлым гравием дорожку и, подобрав юбки, зашагала к мраморной лестнице.
Посторонившись, она пропустила двух лакеев с поклажей и вошла следом за ними в просторный вестибюль. Дух захватило от размеров помещения, наполненного солнечным светом, льющимся через высокие стрельчатые окна. С потолка свисала огромная хрустальная люстра, в которой помещалось, должно быть, не менее сотни свечей. Тёмно-зелёный ковёр на полу закрывал до блеска отполированный светлый паркет.
Дворецкий, распоряжавшийся прислугой, заносившей вещи молодого барина, не обращал на неё ни малейшего внимания. Остановившись в сторонке, девушка выглянула в окно и замерла, разглядев на одной из парковых дорожек, ведущих к дому, высокую мужскую фигуру в алом доломане, расшитом золотистым шнуром. Сергей Кириллович Белозерский - поручик лейб-гвардии Гусарского полка неспешно прогуливался в компании mademoiselle Аннет. Впереди брата и сестры бежала небольшая белая собачонка, которая то и дело останавливалась, дожидалась, когда приблизится хозяйка, и вновь пускалась бежать. Положив ладошку на грудь, дабы унять пустившееся вскачь сердце, Алёна едва не позабыла о предлоге, под которым приехала в усадьбу, а потому громкий вопрос дворецкого о цели её визита, едва не заставил её подскочить на месте.
- Барыня ваша нынче у нас в лавке покупки делала, - улыбнулась она чопорному слуге, - да вот один свёрток забрать забыли.
- Я передам, - протянул руку за свёртком дворецкий.
Не зная, что ещё придумать, чтобы задержаться в усадьбе подольше, Алёнка нехотя протянула дворецкому забытую покупку. Забрав свёрток, дворецкий взглядом указал девушке на выход, молча предлагая покинуть дом.
Вздохнув, Алёнка медленным шагом направилась к двери «Зазря приехала, - прикусила она с досады губу. – Так и не увиделись». Спустившись по лестнице, она повернулась к дому спиной и сделала несколько шагов в сторону коляски.
С глухим рычанием любимица mademoiselle Аннет вцепилась маленькими острыми зубками в подол платья незваной гостьи. Алёнка обернулась, нахмурилась и потянула юбку на себя. Маленькое злобное создание выпустило подол платья и с оглушительным лаем принялось носиться вокруг девушки.
- Шерри, прекрати! – послышался звонкий голос mademoiselle Белозерской.
Собак Алёнка не любила с детства. Несмотря на то, что собачонка размером была чуть больше кошки, глядя на то, как она скалит маленькие острые зубки и бросается на неё со злобным лаем, девушка невольно попятилась, не спуская глаз с лающей шавки. Несколькими широкими шагами Сергей Кириллович настиг беснующуюся болонку, подхватил на руки и, зажав под мышкой, повернулся к Алёне.
- Не пугайтесь, - улыбнулся он. – Она только с виду злая, - погладил он всё ещё недовольно ворчавшее животное.
- Я и не боюсь, - солгала Алёнка, выдавив вымученную улыбку.
Мысли разбегались. Вот оно то самое мгновение, на которое она возлагала столько надежд, но язык словно прилип к нёбу, не желая повиноваться. Не зная, что сказать, девушка молча повернулась и, ругая себя за малодушие и глупость, направилась к ожидавшему её экипажу.
Краем глаза она успела заметить, как Белозерский передал собачонку её хозяйке и устремился вслед за ней.
- Погодите, - окликнул он её. – Вы ведь зачем-то приезжали?
Алёнка остановилась у коляски, положив руку на бортик:
- О, мои дела уже улажены, благодарю, - присела она в книксене, не осмеливаясь поднять голову и взглянуть ему в глаза.
- Позвольте, я помогу вам, - Сергей Кириллович распахнул перед девушкой низенькую дверцу коляски и подал руку.
Вложив подрагивающие пальцы в довольно изящную для мужчины ладонь, Алёна тихо ахнула, когда Белозерский сжал её руку в своей неожиданно крепко. Сергей Кириллович гулял без перчаток, да и сама она не удосужилась захватить с собой сей предмет туалета. Прикосновение его руки обжигало, словно иголочками закололо кожу, в тех местах, где их пальцы соприкасались. Взгляды встретились. Белозерский глядел открыто, не скрывая интереса, а Алёнка опустила ресницы, ощущая смущение и неуверенность.
Сергей Кириллович, криво усмехнувшись, выпустил её пальцы, едва она устроилась на сидении, и закрыл дверцу.
- Простите, я не представился, - воспользовался он поводом продолжить разговор.
- В том нет нужды. Я знаю, кто вы, - улыбнулась девушка.
Помахав ему рукой, Алёнка повернулась к вознице:
– Трогай! – велела она.
Коляска покатила к воротам, а Белозерский остался стоять на подъездной аллее, глядя ей вслед. Аннет поглаживая собаку, затихшую у неё на руках, подошла к брату.
- Аннушка, ты часом не знаешь, кто это? – осведомился он, не поворачивая головы.
- Как же не знать, - усмехнулась Аннет. – Купца Коршунова дочь, Елена, кажется, - наклонилась mademoiselle Белозерская, спуская собаку с рук. – А ты перед ней расшаркался, Серж. Позвольте, помогу вам, - передразнила она брата.
- Красивая девушка, - задумчиво отозвался Белозерский.
- Экое диво! – нахмурилась Анна. – Неужели в Петербурге мало было красивых девиц?
- Были и немало, - рассмеялся Сергей. – Впрочем, в грядущем сезоне ты затмишь их всех.
Лицо Аннет вспыхнуло ярким румянцем удовольствия. Комплимент, пусть и сделанный братом, польстил самолюбию.
- Серж, скажи, неужели ни одна из столичных красавиц не затронула твоего сердца?
- Отчего спрашиваешь? – улыбнулся в ответ Сергей Кириллович, внимательно наблюдая за сестрой.
Анна смутилась, отвела взгляд, потом глубоко вздохнула и, решившись, заговорила вновь:
- В последнем письме я тебе писала о Катиш. Помнишь?
- Помню, - нахмурился Сергей, опуская голову и глядя себе под ноги. – Ты спрашивала, помню ли я mademoiselle Лескову?
- Ты ведь помнишь её, Серж?
- Разумеется, - взял сестру под руку Сергей и увлёк обратно в парк. – Разумеется, я помню Катиш, - повторил он. – Но отчего ты спрашиваешь меня о том?
- Мне казалось, что она небезразлична тебе.
- Аннет, - вздохнул Белозерский, - право, мне известно, что вы дружны с Катиш, и я прекрасно отношусь к ней, но она… - задумался он, подбирая слова.
- Тебе не нравится, - грустно закончила Анна. – Ну отчего? Она умна, красива, образована…
- Очаровательная барышня, - добавил Сергей. – Прости, но тебе не стоило потчевать подругу ложными надеждами.
- Но ведь ты находишь её очаровательной? – не сдавалась Аннет.
- Как и сотню других, - усмехнулся Серж. – Поверь, дело вовсе не в Катиш, или какой другой барышне. Я не собираюсь жениться. Пока не собираюсь, - добавил он. - Не хочу. Потому прошу тебя, оставим эти разговоры, и впредь никому и ничего не обещай от моего имени.
Анна остановилась, вынудив и брата замедлить шаг.
- Мне, право жаль, что я ошиблась и ввела в заблуждение Катиш, - тяжело вздохнула mademoiselle Белозерская. - Я была уверена, вы станете прекрасной парой.
- Не печалься. С mademoiselle Лесковой я объяснюсь сам, - пообещал Белозерский. – Ежели это всё о чём ты желала поговорить со мной, я, пожалуй, пойду в дом. Papa и maman заждались уже поди.