Страница 60 из 76
— Ты можешь говорить? — спросил Петра экс-профессор, немного шевеля пальцами и заставляя зажатого, как в тиски, Дира, зажмуриться от страшной боли в груди и животе.
— Могу! Ты только ближе подойди! — с вызовом прокашлял Петр, стараясь вернуть власть хотя бы над руками. Вот, кажется, палец дернулся! Или только показалось? Нет, точно дернулся!
Головачев тоже, по всей видимости, заметил изменения в своем подопытном кролике, и поэтому поспешил расставить все точки над «i»:
— Значит так, красавец! Я тебя отпускаю, сейчас, но ты не рвешься в бой, а только слушаешь все-то, что я тебе скажу. Все понял? Если вдруг заподозрю, что ты от меня хоть что-то скрываешь или готовишь нападение — я тебя разорву как гнилую ткань! Ты все уяснил, герой? — его хищно сузившиеся глаза давали знать, что этот серый «гном» шутить не привык и поэтому Дир, скрипя сердцем, согласился:
— Хорошо! Только пояс верни!
— Нет! — отрезал профессор. — Пояса ты не получишь! Как не получишь и того очень необычного ножа с костяной рукоятью!
— Хорошо-хорошо! — опустил очи долу Петр, лихорадочно прорабатывая в голове планы отхода. — Как скажешь, саксавул!
«Серый» профессор остро глянул на пленника. Подначку он понял. На Востоке умудренных годами старцев называют уважительно «аксакалами», а «саксавул» — это просто верблюжья колючка. И порой, современная молодежь пользовалась этим созвучием слов, подшучивая над старшим поколением.
Если бы не более важные дела и не поджимавшее за горло время, Головачев с удовольствием уничтожил бы этого остряка, даже не смотря на все свои планы, связанные с этим ветераном, чей отец положил начало этого великого проекта под названием «Черный Ворон».
— Ты сейчас жив только потому, что времени на расчленение твоего трупа у меня нет, — прошипел Головачев, пожирая огненными очами своего самого опасного противника. — А сейчас нам пора! Охрана!
Невидимая хватка исчезла и Дир смог наконец-то вздохнуть полной грудью. Позади него, как из-под земли, выросли двое дюжих ОМОНовца и молча, без угроз и бурчания, цепко схватили Петра под руки и вся их торжественная процессия, в числе которых кроме Дира, охраны и профессора были приглашены еще трое серых ассистентов-заморышей, выдвинулась на выход из операционной.
— Перед тем, как я Вас «переработаю», — голос Головачева вновь сменился на лелейный тембр и до жути интеллигентный словарный запас, — мне хотелось бы показать Вам кое-что!
Выйдя в темное нутро коридора, Петр сразу отметил, как резко изменилась температура, достигнув почти минусовых показателей. Профессор, заметив, как вздрогнул узник, поспешил развеять непонимание:
— Рядом находятся наши старые помещения, сейчас использующиеся как рефрижераторы. Вы, наверное, не могли не заметить те прекрасные образцы, которые мы были вынуждены выпустить наружу? Они более-менее сохранились только благодаря нашим камерам-заморозкам. Без них ценный человеческий материал разложился бы давным — давно! — размеренно ступающие по бетонному полу ботинки Головачева издавали стук, один в один похожий на щелчки метронома, планомерно отстукивающего последние моменты жизни бывшего спецназовца ГРУ.
— Да уж, не заметить их было трудно! — поморщился Петр, заново улавливая чутким носом запах гниющей плоти.
— Да, вы правы! И можете не морщиться! Ваш феноменальное по остроте обоняние и в правду не обмануто иллюзией Вашего разума! — зловеще ухмылялся дьявольский доктор, внимательно вглядываясь в не излучавшие практически ничего голубые очи матерого военного. — Ой, кстати, чуть не забыл! Позвольте кое-что Вам показать, уважаемый Петр Григорьевич.
С этими словами профессор забежал немного вперед колонны и быстро ухватил за ручку какую-то ржавую дверь, которую в темноте Дир не смог разглядеть сразу, и дернул за нее. Вслед за открывшимся ржавым прямоугольником хлынуло облако ледяного пара и сразу же под потолком неизвестного помещения вспыхнули лампы, своим светом обливая стоявшие по площади всего бетонного короба фигуры. Боровицкий, следовавший в первом эшелоне их небольшой процессии, дернулся, издавая вздох полного животного ужаса, который вызвало у него увиденное. Вся комната наполнена людьми, стоявших подобно манекенам и охваченных инеем и стужей никак не меньшей минус двадцати градусов по Цельсию. Но повергло в шок опытного военного другое. Это были те самые ОМОНовцы, которых, в большинстве случаев, Дир убил своими собственными руками. В схваченных морозом ссадинах, с пулевыми отверстиями, некоторые без рук, они стояли недвижимо, как статуи какого-нибудь китайского императора, которые должны были после смерти защищать своего повелителя. В глубине этой «центурии», Петр сумел разглядеть и тела спецназовцев Главного Разведывательного Управления. Проследив за его взглядом, Головачев подленько хохотнул:
— К моему большому сожалению, эти ребята не захотели сдаться. Дрались до последнего, и поэтому их пришлось… нейтрализовать. Как и их командира. — потирая руки, поцокал языком самый настоящий сатанист.