Воин: Тени прошлого

Двигаясь вперед уже около десяти минут, Дир прислонился к правой стене и, выставив руку вперед, кончиками пальцев ощущал скользившую под ними шершавую поверхность советского бетона. Под ногами противно чавкало грязно — гниющее месиво, наполняя пространство смрадом и явно читавшемся в воздухе запахом Смерти и Безнадежности. Миг, и пальцы, потеряв упор, просигналили бойцу о наличии поворота под девяносто градусов. Выглянув на миг из-за угла, Боровицкий, к своему неудовольствию, успел заметить на другом конце коридора тускло освещенные обломки массивного стола, по которому прошлись сотни ног, превратив трухлявые куски дерева в единый красно-бурый блин. Массивная дверь, с небольшим налетом ржавчины, была распахнута настежь, открывая взору Дира темное чрево «предбанника» зловещих лабораторий. Пожурив немного наставника за то, что он забыл положить своему детищу прибор ночного видения в «Жигуль», боец немного пригнулся и бесшумно двинулся в сторону входа. Впрочем, долго злиться на Шишкова времени не было, тем более, что Лев Николаевич знает, как его ученик не любит всю эту новомодную технику, даже если она сильно облегчает жизнь братьям по оружию. Петру всегда казалось, что техника разнеживает солдат. Его, по крайней мере, точно!

Поэтому, старательно вглядываясь в темноту дверного проема, Петр не рискнул, все же, достать свой фонарик, дабы не демаскировать себя раньше времени, тем более, что хоть тщедушный, но свет внутри помещений, на первый взгляд, присутствовал. Осторожно прислонясь к холодящему кожу даже через одежду ледяному металлу косяка, Дир попытался как можно быстрее окинуть уходившие вглубь подземелий коридоры цепким взглядом, но ухватить как можно больше деталей пейзажа так и не смог. Слишком много темных мест и едва «живое» освещение лишь ухудшало положение, придавая окружающему ветерана миру слишком нереальные очертания. Мысленно вознеся хвалу все святым, Петр выбрался из-за укрытия и, остановившись перед выбором: направо или налево?, повернул налево и поспешил побыстрее пройти отрезок пути до следующего перекрестка. Буквально через пару метров, Боровицкий замедлил шаг. Его естество напряглось до предела, а руки тихо затряслись, выдавая в бойце зашкаливающее все пределы напряжение. Странное чувство, которое Дир испытывал только в раннем детстве, окутало его с головой, вызывая желание развернуться и бежать со всех ног к выходу. Сжав зубы и почувствовав боль, занывшую на челюсти, Петр заставил тело шагать дальше вперед. Достигнув перекрестка, Дир как зачарованный, повернул направо, и его острый взгляд выловил из мрака очертания железной двери, с полустертой табличкой: «Посторонним вход запрещен! Только для сотрудников безопасности!»

Липкий пот заструился сильнее, охлаждая распаренное от притока адреналина тело бойца, с каждым шагом приближавшегося к странной двери. Все чаще и чаще Петру начинало казаться, что во всех темных углах притаились страшные существа, которые вот-вот нападут, протягивая когтистые лапы к горлу бывшего ГРУ-шника, все мировоззрение которого раньше стояло исключительно на материализме. Вот, наконец, металлический прямоугольник прямо перед лицом Боровицкого. Как во сне, его рука медленно поднимается, прикасаясь к, почему-то, теплому железу. Легкий толчок. Дверь без труда и скрипа распахивается и тут же в левой руке ветерана вспыхивает яркий луч мощного армейского фонарика. Он разрывает плотное нутро мрака, и из тени выступает крупное, но очень худое тело человека, чьи длинные грязные пряди волос полностью закрывают лицо несчастного. Находясь в положении сидя, полностью обнаженный, его руки, больше похожие на две тростинки, были вытянуты к потолку и безжалостно схвачены блеснувшими в лучах света наручниками. Дир не знал, сколько он так простоял, созерцая пленника, но очнулся он, как ото сна, только после того, как прикованный издал тяжелый вздох. Петр приблизился к узнику и направил луч света прямо в его лицо, другой рукой откидывая грязную прядь в сторону, что бы лучше рассмотреть лицо странного человека. Уже сам спецназовец вынужден был отшатнуться, а потом сразу обнять незнакомца, в коем он узнал своего отца:

— Папа! — в глазах Дира помутилось и по щекам, уже второй раз за двадцать четыре часа, полились горячие сыновьи слезы. — Папа! Очнись!

Заботливо откидывая с лица отца волосы, Петр спохватился, и быстро выудил из кармана одну из трех аптечек, прихваченных с собой из оставленного у входа рюкзака. Уже практически ничего не соображая от волнения, Дир трясущимися пальцами ввел Григорию Боровицкому все препараты, какие находились в маленькой красной пластиковой упаковке и, отшвырнув ее в сторону, вынул из ножен один из клинков и попытался снять с рук родителя ржавые оковы. Наручники, производства СССР, поддались нехотя и с трудом, но все же, поддались. Освобожденное от «цепей» тело хотело уже было завалиться назад, но сын подхватил и привлек отца к себе, поглаживая по голове и приговаривая:

— Все будет хорошо, папочка! Все будет хорошо!

Петр не стал бы гадать, сколько времени пролетело мимо них, пока отец его не подал голос:

— Чт… Что-о случилось? Где я-а? — измученный, надломленный хрип вырвался из горла Григория, едва способного приоткрыть хотя бы один глаз.

— Все хорошо, папа! Я с тобой! — счастливо прошептал Петр прямо в ухо родителя.